Клиника одиночества | страница 48
– Короче, Стас, привезли ребенка пятнадцати лет. Третий день живот болит, папаша думает, сын съел что-нибудь, и не волнуется. А тут папаша поехал на гулянку, и ребенка совсем скрутило. Домработница привезла его сюда. Ну, ты знаешь, как я это ненавижу. Говорят, ничто не сравнится с яростью отвергнутой женщины, так вот я тебе скажу, что ярость врача, которого в два часа ночи будят из-за какой-нибудь фигни, тоже кое-чего стоит. Все они такие! – зло сказала Зоя. – Два дня терпят, думают, что пройдет, и понимание того, что не пройдет, приходит к ним именно в два часа ночи. Ни раньше, ни позже! Почему не в восемь вечера, можешь ты мне объяснить?
– Могу, Зоя Ивановна. Тонус вагуса[10] повышается, и все неполадки в животе чувствуются гораздо острее. Плюс общее ощущение тревоги.
– Да? Ну ладно. Короче, посмотрела я ребенка, а там аппендицит, причем такой, что мама не горюй. Срочно надо брать, пока разлитой перитонит не развился.
– Ноу проблем, Зоя Ивановна. Подавайте. Прямо на столе ему прокапаем миллилитров шестьсот, и можно оперировать.
– В том-то и дело, что папаша от операции отказывается! Говорит, и больница ваша – говно и вы, доктор, тоже. Я, мол, его в нормальную клинику отвезу. А времени нет, Стас! И не доверяю я этому дебилу. Может, он к врачу только утром повезет ребенка. Фиг его знает, есть ли в частных клиниках дежурная служба! А утром поздно будет. Я, короче, ребенка забираю у него, и согласие на операцию оформляем консилиумом. Ну, как обычно, если больной за себя не отвечает, ребенок или в коме, три врача должны подписать. Ты как, готов?
– Само собой. А третий кто?
– Ваня Люцифер.
– А... Это сила, – сказал Стас уважительно.
О том, что психиатра зовут Иван Сергеевич Анциферов, помнили только пациенты. Прозвище Люцифер закрепилось за ним с первого курса – из-за мрачного характера и неудержимой тяги к женскому полу. Он принадлежал к редкой, почти исчезнувшей сейчас категории бабников-мазохистов: считая всех женщин дурами и проститутками, постоянно искал общества этих неудачных созданий божьих. «Я бы на это своего ребра пожалел», – так отзывался он о дамах, однако все время заводил дурные мимолетные романы, единственной целью которых был секс. Шаткость Ваниных моральных устоев была прекрасно известна всем медсестрам в округе, но мало кто из них мог сопротивляться излучаемому Ваней обаянию порока.
Анциферов был циничен и непостоянен в отношениях с женщинами, но во всех других проявлениях являл редкую порядочность. Стас знал, что в предстоящем деле на него можно положиться.