– Долой снюхавшуюся с международным империализмом и сионизмом кучку предателей! – вопил оратор.
Вовчик морщился от микрофонного свиста.
– Доло-о-ой! – орал Вовчиков папаша, сверкая на солнце свежевставленными железными зубами.
Дверь камеры открылась.
– Эй, экстремист! – уважительно произнес сержант внутренних войск. – Давай к следователю.
На столе, поворачиваясь, крутился вентилятор и шелестел углами листов, придавленных железной рукой следователя.
– Здрась-сь… – робко проговорил Артюхин и, присев у стола, осторожно заглянул в верхний лист.
– Ну что? – спросил следователь.
– Что? – спросил Артюхин.
– Признаваться будем?
– Будем, – сказал Артюхин.
– Тогда пиши, – сказал следователь и подвинул Артюхину лист. – Заявление. Я, такой-то, такой-то… Написал?
– Написал, – сказал Артюхин.
Следователь придавил листы, колыхавшиеся от вентилятора, гипсовым бюстом Ленина и, встав, принялся расхаживать по комнатке, сочиняя.
– …Подстрекаемый антинародными публикациями буржуазной прессы… Прессы с двумя «сэ»… и выступлениями депутатов меж-ре-ги-о-наль-ной группы… – по слогам продиктовал он.
Артюхин, высунув от усердия язык, скреб бумагу. Письменность давалась ему немалым трудом.
– …Совершил бандитское…
– Бандитское? – не поверил Артюхин.
– Бандитское, бандитское, – заверил следователь и продолжал: – …нападение на райком КПСС, разбил бюст основателя партии товарища Ульянова-Ленина через черточку и нанес побои коммунистам товарищам Козлову, Титову и Петяеву. Попутно, согласно акту номер… – следователь заглянул в бумаги, – акту номер шестьдесят семь дробь два бэ мною, таким-то, таким-то, было повреждено четырнадцать квадратных метров наглядной агитации и три милиционера. Дата. Подпись. Ф-фу-у!..
Следователь удовлетворенно выдохнул, тяжело опустился на стул и, благостно улыбаясь, принялся ждать, пока, шевеля губами, доскребет продиктованное потный от усердия подследственный.
– Написал, – сказал наконец тот и почтительно подал листок через стол.
– Угу, угу, – запыхтел следователь и вдруг побагровел, как рыночный помидор. – Ты что?
– Что? – поинтересовался Артюхин.
– Ты что, своей фамилии не помнишь? – взвился следователь.
– Почему не помню? – обиделся гегемон. – Артюхин моя фамилия.
– А что ты написал «Я, такой-то, такой-то…»? Какой такой-то?
– Вы так диктовали, – насупился Артюхин.
– Издеваешься, что ли?
– Как диктовали, так и написал, – упрямо повторил Артюхин.
– И Ульянов без мягкого знака! – обнаружил следователь. – Не, ты, Артюхин, издеваешься надо мной.
