— И что дальше, Тен? — спросил он.
Тен Ли выразительно передернула плечами и вновь замерла в своей лозе.
— У тебя есть выбор, Джошуа. У нас всегда есть выбор. Именно от того, какой выбор мы делаем, зависит наша самооценка.
Он устало покачал годовой:
— Я ни черта не понимаю, Тен Ли. Разве у меня есть выбор? Какой?
— Я сделала копию прежней программы Эллы. Можешь взять ее у меня и возобновить отношения с голограммой. А можешь пока оставить мне ее на сохранение. Сам выбирай. Я не хочу тебя убеждать и уговаривать. Как решишь, так и будет.
Беннетт понурил голову:
— Я не знаю. Просто не знаю.
— Тогда иди, Джошуа. Потом решишь.
Тен Ли закрыла глаза и погрузилась в медитацию.
Беннетт, посидев с минуту, заставил себя встать и быстро пошел по коридору к помещению с камерами анабиоза. В ушах у него звучали слова Тен Ли, требовавшей принять решение. Беннетт знал, что он должен сделать, очень хорошо знал, но у него не хватало духу с этим смириться. Слишком трудно сломать старую привычку.
Он лег в камеру, закрыл глаза и отдался забвению.
На сей раз во время пробуждения ему привиделся огонь, а за языками пламени — лицо Эллы. Она смотрела на Беннетта и звала его. Беннетт протянул руки к ее иллюзорным пальчикам, но как только он до нее дотянулся, Элла отдалилась и исчезла, грустно улыбнувшись ему.
Беннетт проснулся весь в поту, слыша ее голос, зовущий его но имени. Он резко поднял голову и сед на край камеры, массируя руки, чтобы вернуть им чувствительность. Через несколько минут образы в его мозгу растаяли, словно их вне было. С каждой секундой ему становилось все труднее вызвать их в памяти. Он пошел в душ со смутным ощущением потери, гнездящемся где-то в глубинах подсознания.
Умывшись, Беннетт пошел в кабину управления. Он знал, что застанет там Тен Ли, и решил не уклоняться от встречи. Нотам был только Маккендрик, лежащий в инженерском кресле. Магнат выглядел изможденным; казалось, несколько месяцев в криогенной камере состарили его, хотя Беннетт прекрасно знал, что Маккендрик не постарел за время полета ни на секунду.
— Где Тен? — спросил Беннетт.
— У себя в каюте.
Маккендрик поднял спинку кресла в сидячее положение. Беннетт присел на краешек кресла.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Маккендрик. Беннетт покачал головой:
— Я и не думал, что анабиоз отнимает столько сил. У меня такое чувство, будто я перенес сложную операцию.
— То, что, произошло с нами, почище всякой операции, Джош. Нас заморозили, в нас несколько месяцев поддерживали жизнь сложные системы, а потом нас оживили. Неудивительно, что мы чувствуем себя куском дерьма.
