Здание администрации выделялась не столько размером перед соседними избами, сколько ладно уложенным каменным цоколем. И церквушка выделялась. Бревенчатой пирамидкой над молельным залом, и черневшим в вечно сером небе крестом. Год назад крест был намного заметнее – крепкий такой, массивный. Только в февральский ураган сорвало его, и пришиб он своей крепкостью враз двоих сторожевых.
С другой стороны Придела впритык к скале имелся другой храм. Только без креста он. На толстых кедровых колоннах при входе вырезаны знаки в виде извитых змеек, над ними глаз со слезой. При чем слеза сама появилась на тридцать третий день открытия храма: дерево заплакало смолой. Видно каждому, странная это смола – темная, с кровавым отсверком. За появлением слезы многие самовольцы перестали относиться к храму, как к странному сумасбродству миссионера, пришедшего с юга. Часть народа святилище побаивалось, другая часть относилась с почтением, многие захаживали внутрь, поглазеть на алтарь – молочно-белую глыбу талька, послушать распевную проповедь Орзаза. Гусаров с Сейфом тоже наведывались в храм раза два или три. Интересно же, что за новая такая вера Истризм. Как же начало почти библейское: "Началось все Логосом, и Логос правит Миром: и на Земле, и в бесконечности звезд, и в каждом живом существе…". Некоторые самовольцы, ходившие на промысел в тайгу, держали на теле амулеты Истры, и рассказывали потом, будто новая вера спасала кое в чем. Если людям от этого польза, то пусть чужой храм существует – почему нет? Ни Хряпа, ни Михаил Иванович не обижали Орзаза и даже с непонятным старанием содействовали во время строительства. Чем жрец купил верховод, никто не знал: то ли золотом, то ли какой-то тайной благодатью.
У дверей "Горячего Лося" Гусаров задержался, размышляя, стоит соваться в трактир. Не будет здесь Снегиря, тем более в это время. А появляться лишний раз перед ненужным народом как бы неумно: если Бочкаревские в поселении, то глядишь, весть, что пожаловали ходоки из Оплота, докатится до них. Сейчас лучше без этого, лучше все тихим сапом разнюхать, разведать. И пусть для Бочки встреча с ним, Гусаровым, вскочит неприятной неожиданностью, чем повернется наоборот. Хотя, эти ублюдки, должны быть готовы к любой неожиданности. Ведь знают, что двое из группы Ургина выжили. Знают…
– В лавку к Шуму идем, – решил Олег и направился мимо Администрации к строению, похожему на обычную для Придела избу, только с островерхой крышей и розовым полотнищем, колыхавшимся над входом на шесте. Когда-то на полотнище значились толстые буковки Ф&Ш, что вероятно означало Францев и Шумский. Только нет больше господина Францева – забрали волки всего в полукилометре от ворот поселка. И от буковок осталась одна тень.
