Земля без Пощады. - Александр Валерьевич Маслов

После зловещего августа, когда мороз заворачивал за тридцать пять, средину сентября иначе как благодатью не назовешь. Снег по отрогам раскис, точно не снег, а вымокшая начинка старого одеяла, и кое-где островками проступала земля. Страшная она: черная . Если целую вечность перед глазами мгла и серый, смешанный с пеплом снег, и свыкаешься с мыслью, что в погибшем мире не может быть ничего другого, то при виде черных лоскутов то здесь, то по склону, становится не по себе. Они словно живая плоть, с которой только что содрали кожу. И темная сукровица течет из них, пропитывая снег, пожирая его ломтями. Там дальше на этой израненной плоти, словно волосы старика, высунулась из плена снегов мертвая трава.

Гусаров присел на корточки, выдернул несколько травяных стеблей из грязи. Они расползлись от нажима, оставляя между пальцев тонкие волокна и коричневую кашицу. Еще непривычный запах гнили. Трудно представить, что когда-то трава была зеленой, одевала холмы мохнатыми шапками, ковром укрывала низины. И деревья шелестели листвой, с ветки на ветку метались птицы; днем с глубокого неба сияло со всем жаром солнце. Теперь такого нет. Нет нигде, и вряд ли будет в нынешней жизни проклятой. Оттепель… Надолго ли? Но все-таки благодать. Вон Рома Кучевой расстегнул до пупа замусоленный армейский бушлат, и ушанку долой. Ветер треплет его длинные волосы, и слезятся глаза. Но это уже не тот ветер. Ветры, которые чудили два года назад, да и в прошлом с февраля по июнь, то были ветры! – трещали, ломались сосны, уцелевшие после Первой Волны. В Черном Оплоте – хоть и стоит городок дельно в теснине – стену, врытую казалось бы надежно, сломало как ветхий штакетник, и разорило дома, многие, те что не укреплены. Сколько тогда людей унесло, трудно сосчитать. Сам Гусаров видел: кому не повезло, летели, кувыркались в серой мгле, точно не люди – сорванные с земли соринки.