Как только дверь открылась, пух сквозняком начало выносить в окно, и маленький рыжий паршивец, протиснувшийся между ногами столпившихся в дверях мужчин, залился заразительным смехом.
— Ой, не могу!
Следом хихикнул Кирим, оказавшийся в первых рядах зрителей, за ним стоявший рядом Тушка, а после этого уже ничто не могло удержать от смеха остальных. Они так и замерли небольшой гогочущей толпой, одетые скудно, но разнообразно — кто что успел напялить, вскочив с постели,— и гоготали, словно безумные.
Конан обвел их суровым взглядом, но они никак не реагировали. Он сплюнул в сердцах и подошел к зеркалу. Вид у него и в самом деле был комичным: здоровенный верзила, покрытый равномерным слоем белоснежного пуха.
Ни слова не говоря, он принялся счищать с себя содержимое подушек, чувствуя непреодолимое желание промочить горло и нырнуть в какую-нибудь лужу, когда кто-то за спиной — ему показалось, что это был все тот же Тушка,— спокойно заметил:
— Тебе что, киммериец, женщин мало?
Кром! Этого еще не хватало!
Он резко обернулся и только тут увидел лежавшего на полу обнаженного мужчину с его мечом, зажатым в руке. Острие длинного, узкого кинжала торчало из его груди.
Конан узнал зингарский клинок Тушки, видимо, первым подоспевшего сюда.
— Плохо, Конан.— Кирим укоризненно посмотрел на молодого варвара.— Если по городу поползет слух, что в моем духане тайно собираются поклонники немедийской любви…
Не договорив, он покачал головой, но остальные его прекрасно поняли. Раздались сдержанные смешки, тут же погасшие под тяжелым взглядом киммерийца.
— Кром! Вы что, не видели, с кем я сюда поднялся?!
— Мы-то видели,— ехидно ухмыльнулся духанщик,— но покойника надо вынести отсюда, и мне придется объяснять, кто этот голый мужик, где его одежда, как попал сюда и отчего умер! То есть я хотел сказать, кто помог ему умереть?
— Не строй из себя идиота,— взгляд Конана полыхнул холодным пламенем,— если не хочешь, чтобы поутру отсюда вынесли два тела!
— Отстаньте от Конана! — Зул был серьезен. По крайней мере, выглядел серьезным.— Ему теперь не позавидуешь.— Все притихли, не понимая, к чему клонит здоровенный негр, на черной морде которого не отражалось ни единой мысли, а преданные глаза, не отрываясь, смотрели в глаза киммерийца.— Я не спрашиваю, Конан, как можно провести ночь в постели с мужиком и не почувствовать этого. В конце концов, всякое бывает.
— Клянусь Белом,— не выдержал киммериец,— еще слово, и я за себя не ручаюсь!
