Лицо как лицо. Гладко выбритый череп, глубоко посаженные глаза, широкие скулы, маленький подбородок и, конечно же, огромный нос, больше напоминающий клюв попугая Ара,— неизменная принадлежность каждого стигийца. Вот разве что кожа, покрывающая лицо и бритую голову, больше напоминала листы выцветшего от времени пергамента…
— Ты нес Талисман Рамсису?
Человек молча кивнул.
— Он по-прежнему у тебя?
Новый кивок.
— Ты согласен отдать его мне?
Хараг ждал, что в ответ последует еще одно медленное утвердительное движение головой, но вместо этого незнакомец неожиданно заговорил, и звук его голоса поразил жреца не меньше, чем внешность. Он напоминал шелест все того же пергамента, словно некто старательно тер друг о друга пару листов.
— Прежде чем тебе ответить, я хочу спросить сам. Кто ты?
— Я Хараг, один из четырех Предвечных Жрецов Затха, посвященный Малого Круга. Скажу сразу: Талисман важен для меня. С его помощью я собираюсь стать Верховным Жрецом. Я понимаю, ты что-то потребуешь взамен. Назови цену!
— Жизнь!
Незамедлительно последовавший ответ удивил Харага.
— Чью жизнь ты хочешь получить? — уточнил он.
— Ты не понял, жрец.— Незнакомец поднял голову, и Xapar невольно вздрогнул, увидев, что собеседник его слеп.— Точнее, глаза у него были, но они казались выточенными из камня.— Я не человек.— При этих словах брови Харага удивленно приподнялись. — Я мумия Тхон-Тона, возвращенная к жизни Рамсисом. Мне отпущен месяц срока, и, я боюсь, Рамсис не станет продлевать его. Хараг поднял руку:
— Я понял тебя, Тхон-Тон. Человек — это душа. Чтобы жить, душе нужно вместилище. Ты получишь тело. Любое тело на выбор. У Затха не счесть рабов. Но сделать это я смогу не раньше, чем мы вернемся в Сура-Зуд, а произойдет это не позднее, чем через пол-луны. Ты согласен?
— Да.
— Талисман.
Хараг протянул руку, и странный незнакомец, на этот раз без колебаний, опустил в нее замшевый мешочек, только что полученный им от Конана.
Глаза Харага засветились восторгом, который тут же угас, едва кулак его сжался, охватив камень.
— Но я не чувствую в нем силы.— Жрец Затха бросил на Тхон-Тона гневный взгляд.— Ты обманул меня!
— Нет. Это он. Посмотри сам.— Тот, к кому было обращено это гневное обвинение, оставался совершенно спокоен.
Некоторое время Харат продолжал испытующе смотреть на Тхон-Тона, пока не понял, что тот не лжет. Он подошел к столу, стоявшему в центре, и, благоговейно бормоча себе под нос охраняющие заклятия, выкатил круглый камень на бронзовый поднос, наполненный песком, и поставил его на жаровню.
