— Мы все слышали,— тут же выпалил Тарган,— кого возьмешь?
— Мне нужна половина твоих людей, Тефилус.
— Моим людям ты не доверяешь? — Глаза молодого зуагира гневно сверкнули в сгущающихся сумерках.
— Кром! Остынь, Тарган! Ты прекрасно знаешь, что это не так! Но ваша одежда выдаст вас с головой, а времени на переодевания у нас нет. И не злись на друзей, копи злость для врага. Драки хватит на всех! Я даже опасаюсь, что ее окажется слишком много. Ну, так как, Тефилус?
— Только вместе со мной,— заявил тот.
— Твоя воля.— Конан пожал плечами.— Мэгил прости, но ты останешься здесь. Кроме тебя, никто не знает жреческих повадок, и потому ты должен остаться в живых.
— Не буду возражать,— мрачно ухмыльнулся жрец,— но эти слова тебе припомню.
Киммериец поморщился, но спорить не стал.
— Брун,— обернулся он к сотнику,— я хочу, чтобы ты поехал с нами.
Тот кивнул и, не таясь, крикнул в темноту:
— Крин! Остаешься за меня.
Он быстро объехал строй своих солдат, и те, на ком останавливался его взгляд выезжали вперед, с трудом сдерживая радость, в противоположность остальным, чьи лица омрачились едва ли не скорбью.
Конан окинул взглядом собранный Бруном отряд. Все бойцы оказались рослыми, крепкими мужчинами, успевшими набраться опыта и мастерства, но и не потерявшими еще ни силы, ни верности глаза, ни быстроты реакции. Пожалуй, и сам Конан, успевший уже узнать поближе всех наемников Тефилуса, остановил бы свой выбор именно на них.
Конан обернулся к Tapгану:
— Возвращайся к своим и ждите нас у входа. Ничто не должно их насторожить.
Когда киммериец во главе изрядно уменьшившегося отряда вновь подъехал к воротам, то застал там Акаяму и Зула, мирно беседовавших с привратником.
— Я думал, ты уже не вернешься, приятель!— осклабился тот, настроенный на этот раз гораздо дружелюбнее.
— Слишком много народа,— коротко бросил киммериец, и три всадника ступили под мрачные своды.
Конан настороженно смотрел вперед. Сразу за мощной стеной в десяток локтей начинался огромный зал с терявшимися в темноте сводами. Слева от входа располагался огромный деревянный помост, локтей тридцать в поперечнике, с мощным шестирычажным воротом посредине. Двенадцать рабов, вращавших его, сидели теперь на полу и, тупо глядя на незнакомцев, уныло жевали какую-то жвачку. Тринадцатым был надсмотрщик — огромный, под стать привратнику, детина с длинным, упругим хлыстом в правой руке. Он стоял в расслабленной позе и равнодушно смотрел на въезжающих, но едва конь последнего пересек видимую лишь им черту, могучая рука взметнулась в отработанном жесте. Раздался звонкий щелчок, и зычный голос ударил по ушам:
