Забрели мы в частный сектор — тот, что посередине города. Чахлые заборчики, облезлые дома, черные одно-двухэтажные бараки…
Быков шлепал на стены рукописные объявления, совал нос во всякие закоулки, напевал и бормотал — в общем, вел активный образ жизни.
А Пес вдруг взвыл. Он остановился у ничем не примечательного домишки, наклонил низко лобастую голову и выл. Но не похоронно, а словно звал кого, подумала — меня — подошла, нет, только глаз скосил, грустный и требовательный глаз.
— Чего он? — нетерпеливо спросил Быков, выскакивая из проулка.
— Чего ты? — спросила я у Пса. Он понюхал каменный фундамент и взвыл с новой силой.
— Глянем? — предложил Быков.
— А вдруг там… как та бабка?
Его аж перекосило. Вчера рассказывал, как забрел в квартиру, а там на диване — полуразложившийся труп старухи. Забыли…
Быков полновесно шлепнул Пса по твердому заду — тот поджался, сел, и, задрав голову, посмотрел на Быкова.
— Хватит! — сурово сказал Быков. — Пошли смотреть.
Я еще не успела удивиться, что дверь заперта изнутри, как Быков с привычной легкостью ее взломал. Вот и еще специальность — с голоду не помрет. Дом-то… Веранда, сенки, да маленькая комнатушка. И ни души.
— Ну и что ты вопил? — спросила я у Пса. Тот ткнулся носом в пол и сдержанно рявкнул.
— Погоди-ка… — сказал Быков. И я увидела содранные с пола половики и квадрат крышки подпола. Быков осторожно потянул — крышка подалась.
— Есть кто-нибудь? — крикнул вниз. Молчок. Быков помедлил, нащупывая ступени, спустился вниз, что-то там свалил, ругнулся.
— Динго, щелкни выключателем, тут лампочка… Ага!
Пес топтался по краю, заглядывая вниз и поскуливая.
— Что там?
— Ничего особен… Дин… иди сюда…
Смотрю — сидит на корточках над… ну, словом, будто погреб в погребе. Так вот, сидит Быков и по крышке постукивает. Негромко так. Вежливо.
— Ты чего?
— Там вроде голоса…
Я опустилась на колени, прижалась ухом к холодной железной крышке. Тихо. Побарабанила, да еще Быков своим кулаком мощно вдарил. Тихо. Нет… вроде шорох. Или это Быков шевельнулся?
Подождали. Посидели. Быков пожал плечами и встал. И в этом время крышка стала медленно подыматься. Быков попятился, отодвигая меня себе за спину — я немедленно сунулась ему под мышку, уставившись в щель между крышкой и досками настила. Кто-то на нас оттуда таращился. Ну и мы, естественно, таращимся. Крышка пошла выше — появилась голова мужика. А лицо-то… как если бы я увидела перед собой свою умершую бабушку. Челюсть до пупа, глаза — полушками, красные, рожа небритая, серо-белая…
