— Кто это?
В голосе испуг и возмущение. Голос Эолы — Гордей сразу узнал и раскрыл глаза. Эола отшатнулась от него, нервно и торопливо пряча руки за спину. Смотрела на него, не отрывая глаз, словно видела впервые в жизни.
— Я спрашиваю: кто это? — повторила она уже тише и включила свет.
— Ты что, не видишь? — отозвался Нескуба. — Эола…
— Голос как будто бы твой, но это ведь не ты… — колеблясь и пересиливая сомнение, говорила Эола, — ты совсем другой… ты — не ты… Послушай, что это за глупые шутки?..
— Этого еще не хватало: собственная жена не узнает!
Нескубе хотелось вскочить одним прыжком, но это ему не удалось. Тогда, опираясь на руки, он с трудом сел, словно после тяжелой болезни. Усилилось тяготение? Но ведь Эола передвигается свободно… И почему она все время смотрит на его грудь? Что она там увидела?
Нескуба невольно коснулся рукой груди и обомлел: борода! Откуда борода?! Ухватил обеими руками жесткие волосы, провел сверху вниз — борода до самого пояса! Все еще не веря, дернул ее и сморщился от боли. Нет, не приклеена, настоящая. За одну ночь вырос эдакий веник?!
— Эола… Это какое-то наваждение… Лег спать молодым, а проснулся…. Сколько же я проспал? — Гордей посмотрел на пружинный хронометр, вмонтированный в стену рядом с видеофоном. Стрелки показывали 11 часов 13 минут бортового времени. — Хм… Одиннадцать… А может быть, двадцать три?
— Часы стоят, — сказала Эола и села на кровать, запахивая халат.
— Стоят?
Гордей наклонил бородатую голову к часам:
— Да, время остановилось…
— Наоборот, — сказала Эола, — оно мчится с космической скоростью. Если мы так постарели за одну ночь… А седины у тебя сколько! Борода серебрится. Ты похож на святого со старинной иконы.
— А ты на святую ничуть не похожа, — Нескубе хотелось пошутить, но не получилось: в голосе его отчетливо слышалась старческая шепелявость. — Да неужели же мы так постарели?!
Нескуба с жалостью посмотрел на жену. Охо-хо! Морщины под глазами и в углах бескровных губ, лицо — как засохшее яблоко. Спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
— Скверно, — Эола провела ладонью по лицу, словно снимая паутину. — Как может чувствовать себя старушка? Помню, у нас…
Нескуба раздраженно махнул рукой:
— Сантименты, реминисценции… Не ко времени это, пойми.
Эола промолчала. Смотрела, как этот совсем чужой старикан без толку возится у видеофона. Мучается, нажимает на кнопки, а экран все не включается и только смотрит в каюту мертвым бельмом.
— Что же это такое? — бормочет Нескуба себе под нос. Быть того не может, чтобы атомные батарейки сели. Они ведь на двадцать пять лет…
