Я умерла | страница 7
Фотография. Напряженное лицо, напряженные глаза…
Черная ленточка.
Федор сел на диван. Вот теперь он точно знал — где ее искать.
И по-прежнему не знал — почему.
Я смотрю на арку над головой. Мешаюсь всем входящим-выходящим, но упорно продолжаю разглядывать облезающую краску на металлических буквах. "Первое городское кладбище". Зачем я сюда пришла? А, да. Хотелось побыть вдали от людей, где тихо и зелено. Лучше места точно не найдешь.
И — что еще?
И посмотреть на свою могилу.
Вот так вот.
Иду по пустым дорожкам. Сегодня не "родительский день", поэтому народу мало. Говорят, мэр давно грозится закрыть кладбище — а то живым уже места не хватает.
Все, как я и хотела. Зелено. Тихо. Вдали от людей (живых, понятно).
Я ориентируюсь по последней дате на памятниках — она неумолимо приближается к нынешнему году.
Потом месяцу.
Потом стали одинаковыми дни. Июль, двадцать пятое. Двадцать пятое июля, двадцать пятое… День, когда наш поезд должен был прибыть в город.
Я останавливаюсь. Оглядываюсь. Земля на могилах черно-бурая. Глинистая. Живые цветы уже завяли, искусственные поблекли, а посаженные не выросли. Кое-где отважно пробивается травка.
Значит, вот здесь я и похоронена. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Ощущений никаких — разве что вялое любопытство.
Фотография мне не понравилась. Я ее не любила, а мама вставила снимок в рамочку и водрузила на телевизор — чтобы любой приходящий мог убедиться, какая у нее красавица-дочка. А то, типа, меня рядом нет…
И надписи, кроме фамилии-имени и дат, никакой. Наверное, напишут уже на капитальном памятнике. Какой они собираются поставить? Мраморный? Надо будет поинтересоваться.
Я услышала какой-то звук и машинально оглянулась. Нет, этот звук вырвался у меня самой. Какой-то неопределенный — то ли истерический смешок, то ли неначатый плач. Я сажусь на низкую оградку, прислоняюсь виском к металлическому столбику. Прости, подруга. Не знаю, кто ты, и почему решили, что ты — это я, только меня-то там нет, а тебя кто-то ищет, все на что-то надеется…
— Ой, дочка, — говорят рядом. Я открываю глаза. На меня смотрит пожилая женщина в сереньком блеклом платье. В руках у нее пластиковые бутылки. Наверное, приходила цветы на могилке поливать.
— Смотрю — одно лицо, — продолжает сочувственно. — Близняшка твоя, да? Сестричка?
Я гляжу на нее. Изогнув шею, смотрю на себя на памятнике. Отвечаю сама себе с фотографии неприязненным взглядом.
— Нет, — говорю. — Разве не видите — это я?