8.
Стемнело по-осеннему быстро. Машины, захлебываясь светом собственных фар, буравили плотный, как намокшая чёрная вата, мрак безлунной ночи.
Малюта попытался представить себе со стороны их колонну, получалась длинная, светящаяся полоса с размытыми скоростью, тёмными пятнами машин. Ничего воинственного, угрожающего ни в этой пульсирующей бледной полоске, ни в пытающейся её поглотить темноте не было. Ровно гудел мотор, мирно лил свой зеленоватый свет щиток приборов, в салоне молчали и курили.
В их джипе, шедшем третьим за машиной шефа, кроме Малюты, ехали Брахманинов, Загорский, телевизионщик Миша Марганов и два нелюдимых молодых дагестанца с пулемётами, которые были размещены на откидных сиденьях в завешанном бронежилетами багажнике. Такие же «броники» были прилажены к задним боковым окнам, а с нижней части дверей была снята обшивка и прикреплены стальные, в палец толщиной, листы. Местные называли такие машины «утеплёнными».
Скурашу вспомнилась армяно—азербайджанская война в Карабахе и самодельные танки. Одно такое чудо бронетехники ему показали по дороге в Горис.
— Здесь недалеко Нахичеванский фронт проходил, — рассказывал Аветис, — «азики» вооружены были классно. Старый Алиев тогда ещё в Нахичевани в изгнании жил, так что бабок на оружие хватало. А у нас «калаши» да охотничьи ружья поначалу были, словом, ополченцы. Так вот местные умельцы и соорудили этого монстра.
Действительно, более точного определения, чем монстр, для этой пятнистой громадины нельзя было и придумать. На огромный японский бульдозер был одет сваренный из металлических листов короб с прорезями амбразур, небольшой вращающейся башней для крупнокалиберного пулемета и даже «буржуйкой» для отопления. Издалека это сооружение напоминало танк времён Первой мировой войны, но огромный, клинообразный, расширяющийся книзу рабочий нож придавал технике какой-то особо угрожающий вид и зловеще блестел на солнце, словно отполированный рубкой топор мясника.
Вот и эти, изуродованные с точки зрения эстетики и автомобильного дизайна «тойоты», изнутри более походили на жилища первобытного человека, где всё было подвязано, прикручено, болталось и свисало, зато, с военной точки зрения, служило дополнительной защитой.
Слегка размытая светом и исцарапанная скоростью тьма летела сбоку. Никакой войны, только несущиеся в ночь люди, загнанные чужой волей в дорогие, блестящие краской и хромом железные банки.
Почти во всех селениях высокий кортеж встречали радостно, махали руками. Несмотря на ночь и живущий внутри каждого страх, в толпе было много женщин и детей. Кавказ устал от необъявленной войны, от беспредела чеченцев и «федералов», от лживости прессы и коматозной пассивности властей. Всем хотелось мира, и свои надежды они связывали с этими невесть куда спешащими машинами и прежде всего с сидящим в одной из них человеком.
