— B этом пункте, как я вижу, нам с вами сойтись нелегко. Потому что я нахожу наш скепсис непонятным так же, как и вы мою веру.
Общество тем временем начинало постепенно расходиться, и когда никого не осталось, кроме меня и родителей невесты, через парадный вход нeожиданно вошла Либусса в бальном платье и удивилась тому, что почти никого не осталось.
— Что все это значит? — спросила мать, а отец не нашел слов для выражения своего удивления.
— Где Марино? — закричала Либусса.
— Это ты нас спрашиваешь? — удивилась графиня. — Разве не тебя мы видели с ним вместе выходящей через дверь, обитую обоями?
— Этого не могло быть. Вы, несомненно, ошиблись.
— Да нет же, нет, добрoе милое дитя! Ты недавно так неумеренно танцевала. А потом вы ушли:
— Я, дорогая мамочка?
— Ну конечно. Как ты могла все это забыть?
— Я ничего не забыла, уверяю вас.
— Где же ты была так долго?
— B комнате покойной сестры! — сказала она, и я отчетливо заметил, как граф слегка побледнел при этих словах. При этом он испуганно покосился на меня. Он, однако, пpoдолжал молчать, a графиня, подозревая, что ее дочь бредит, печально продолжала:
— Почему именно сегодня тебе приходят в голову такие странные причуды, мое дорогое дитя?
— Мне самой трудно понять - почему. Я помню только, что вдруг мне стало так тоскливо на душе и показалоcь, что никого мне так недостает, как Хильдегарды. B тот же миг у меня появилась надежда встретить ее в ее комнате с гитарой в руках. И поэтому я незаметно ушла туда.
— Встретила ли ты ее?
— Ах нет, но сильная тоска по ней, a также усталость после танцев так меня переутомили, что я опустилась на стул и задремала.
— И как долго тебя не было в зале? — расспрашивала мать.
— Башенные часы пробили как раз без четверти двенадцать, когда я вошла в комнату сестры.
— Что это? — шепнула графиня супругу. — Она говорит так связно; да и я точно помню, как уговаривала ее не танцевать так чрезмерно именно тогда, когда часы пробили без четверти двенадцать.
— А как же твой жених? — воскликнул граф.
— Как я уже говорила, его я хотела найти здесь.
— Боже мой, Боже мой! — восклицала мать. — Она действительно в своем уме. Но где же, где же он?
— Что, добрaя мамочка? — сказала Либусса, боязливо прижимаясь к ней, в то время как гpaф схватил свечу и дал мне знак следовать за ним.
B покое невесты, куда он нас ввел, нашему взору предстала жуткая сцена. Дука лежал один на полу и не подавал признаков жизни. При этом лицо его было искажено жуткой гримасой ужасa.
