Ирена Станиславовна, даря его благосклонными улыбками, искусно держала его на таком почтительном отдалении, что готовое сорваться несколько раз с его губ признание он проглатывал под строгим взглядом этого красивого ребенка.
Ребенок был сильнее его — мужчины. Он, по крайней мере, считал себя таковым.
Время шло.
Он ходил как растерянный, похудел, побледнел, стал избегать товарищей. Это не укрылось от их внимания, а в особенности от внимания Григория Романовича Эберса.
Последний, к тому же, лучше всех знал причину такого состояния своего приятеля. Он заставил его высказаться и помог ему… но как помог?
Виктор Павлович весь дрогнул при этом воспоминании.
— Зачем он послушался этого совета, казавшегося ему тогда чуть не гениальным… А теперь!
— Добро пожаловать, дорогой муженек! — вдруг раздался около Оленина голос.
Он пришел в себя, обернулся и увидел Ирену, стоявшую на пороге двери, ведущей из спальни в кабинет.
В широком капоте из тяжелой турецкой материи, в которой преобладал ярко-красный цвет, с распущенными волосами, подхваченными на затылке ярко-красной лентой и все-таки доходившими почти до колен, стояла Ирена Станиславовна и с улыбкой глядела на растерявшегося от ее внезапного оклика Оленина.
В этой улыбке была не радость приветствия, а торжество удовлетворенного женского самолюбия.
Она несколько минут молча глядела на него своими смеющимися, прекрасными глазами.
Он тоже молчал, невольно залюбовавшись так неожиданно появившейся перед ним прекрасной женщиной.
Она, действительно, была восхитительна.
Тяжелые складки облегали ее роскошные, рано и быстро развившиеся формы, высокая грудь колыхалась, на матовых, смуглых щеках то вспыхивал, то пропадал яркий румянец, — след все же переживаемого ею, видимо, внутренного волнения.
Высоко закинутая голова, деланная презрительная улыбка и деланный же нахальный вид доказывали последнее еще красноречивее.
Виктор Павлович сидел под взглядом этой женщины, как в столбняке, — он похож был на кролика, притягиваемого взглядом боа и готового броситься в его открытую пасть, чтобы найти в ней блаженство гибели.
Все думы, все мысли как-то моментально выскочили из его головы, и она, казалось, наполнялась клокочущею, горячею кровью.
— Ирена… — задыхаясь, произнес он и бросился к ней.
Она как будто ожидала именно этого и отстранила его, бывшего уже совсем близко от нее, своей рукой.
Разрезной рукав капота позволил ему увидеть точно отлитую из светлой бронзы, обнаженную почти до плеча руку.
