– А если это был знакомый? – быстро спросил Дронго.
– Его знакомый? – уточнила вдова и растерянно посмотрела на детей. – Нет. У нас нет таких знакомых. И никогда не было. Никто не мог прийти через балкон. И Шалва бы его не пустил. Он был серьезным человеком.
– Не сомневаюсь, – поддержал ее Дронго. – Может, кто-то из родственников?
– Нет, – отрезала вдова, – никто. Я же вам сказала. Шалва никого не пропускал через балкон.
– И никто из ваших соседей не видел убийцу?
– Никто не вышел посмотреть, – вмешался сын генерала. У него был немного хриплый голос, очевидно, он простудился во время вчерашней церемонии похорон. – Все думали, что это идет кто-то из соседей, потому даже не посмотрели, когда убегал убийца. Только сосед внизу случайно увидел, как неизвестный мужчина в темном костюме пробегал по двору. Но он не видел его лица.
– Когда вы вошли в комнату, пистолет лежал на полу? – спросил Дронго у дочери генерала.
– Да, на полу. – Этери успела разлить чай и теперь сидела за столом, подперев голову рукой. – Он еще дымился. А потом я увидела отца… Извините меня… – Она достала платок и вытерла слезы.
Тамара нахмурилась и предостерегающе покачала головой, словно предупреждая Дронго, что пора заканчивать допрос, но тот подождал немного и задал абсолютно неожиданный вопрос вдове генерала:
– Скажите, пожалуйста, когда ваш супруг уехал учиться в Москву, вы тоже поехали вместе с ним?
Вдова снова растерянно посмотрела на сына и дочь. Сын, не выдержав, вмешался в очередной раз:
– Какое это имеет отношение к убийству моего отца? Или вы думаете, что мои родители плохо жили и у него была любовница?
– Нет, конечно. Но у меня свой метод расследования, несколько отличающийся от остальных. Именно поэтому я извинился в начале беседы за мои, возможно, бестактные вопросы. Иногда они кажутся достаточно странными.
– Ничего, я отвечу, – сказала вдова. – Да, мы были вместе. И вообще мы всегда ездили вместе. И отдыхали вместе. Только когда он поехал на учебу в Москву, мы взяли с собой Этери, а сына оставили у моей сестры. Ему нужно было заканчивать школу.
– Как вы себя чувствовали в Москве? – поинтересовался Дронго.
– Хорошо, – улыбнулась вдова, – нам дали большую комнату в семейном общежитии. Там были все условия. А потом мы снимали двухкомнатную квартиру. У нас было много друзей, и к нам очень хорошо относились. Нас тогда не называли «лицами кавказской национальности», – не удержалась она от колкости, очевидно, посчитав, что говорящий по-русски Дронго разделяет часть вины за подобные настроения.
