– Прости.
Чувство разверзшейся между ними пропасти болью отозвалось у него в животе. Он вспомнил, как они полюбили друг друга – поразительно быстро. У обоих было тяжелое детство с чередой горьких разочарований и жестоких уроков, которое полностью отбило у них охоту полагаться на кого бы то ни было. И вот вопреки всему они оказались словно привязаны друг к другу. Они просиживали ночи напролет, разговаривая и обнимаясь; спешили через весь город, чтобы вместе пообедать, потому что они не могли дожить до вечера, ни разу не прикоснувшись друг к другу. Каждая деталь первых месяцев их знакомства с поразительной ясностью высветилась в его памяти – как он в машине держал руль и переключал скорость левой рукой, чтобы правой все время держать ее за руку; тихий звук, который она издавала, когда улыбалась, – будто вот-вот рассмеется от души. Как у нее болели щеки, когда она краснела, услышав комплимент в свой адрес (она говорила, что ощущение похоже на уколы сотни иголок), и ей приходилось с улыбкой на лице массировать щеки кончиками пальцев, пока он в конце концов не начал делать это сам. Как на прошлой неделе он вытащил ее на медленный танец, когда в ночном эфире замурлыкал Элвис; Джинни сказала, что ее тошнит, и ушла в свою комнату.
А сейчас он был в этой комнате с женой и с трудом ощущал ее присутствие сквозь темноту, пропитанную слезами и болью.
Он попытался найти какие-то слова, чтобы восстановить связь между ними:
– Мне позвонили. Мы были всего в трех милях оттуда. Я должен был поехать посмотреть.
– Ты поехал.
Он глубоко вздохнул:
– И он признался.
Она пыталась смягчить тон, но он почувствовал звучавшее в нем раздражение.
– Тим, ты отец жертвы. Тебя незаконно вызвали на место преступления, чтобы ты отомстил за свою дочь, убил этого человека. Объясни мне, как может нам помочь тот факт, что он признался?
Она с глухим стуком опустила бутылку на пол.
– Он схватил нашу дочь и изнасиловал ее. Разодрал ее на куски. А ты пошел к нему, рискуя затоптать улики на месте преступления и поставить под угрозу законность задержания этого подонка, а потом просто отпустил его!
– Я думаю, у него был сообщник.
Ее брови поползли вверх:
– Фаулер ничего об этом не говорил.
– Кинделл сказал, что он не должен был ее убивать, как будто у него с кем-то была предварительная договоренность, какой-то план.
– Он мог просто иметь в виду, что он не собирался ее убивать. Или что он знает, что это противозаконно.
– Может быть. Но потом он начал ссылаться еще на кого-то, сказал:
