А корона, которую все петровское окружение уже мысленно примеряло – каждый (вернее, каждая) на себя, – это уже была не шапка Мономаха, не азиатский головной убор, увенчанный византийским крестом и опушенный русским мехом; и даже не простая европейская корона. Нет, в последние годы царствования Петра Великого это была уже корона всероссийской империи!..
В 1721 году заключен был Ништадтский мир, знаменовавший окончание более чем двадцатилетней Северной войны. Россия получила Балтику, столь желанный, столь необходимый ей морской европейский путь! По этому случаю, кстати, особым указом были прощены все преступники, «кроме разбойников и святотатцев», прощены были также государственные должники, отменена была выплата задолженностей, накопившихся с начала войны (1700 год) до 1718 года. В 1721 году, осенью, Сенат постановил единогласно поднести государю титул Императора, Отца Отечества и Великого. Однако тотчас признали Россию империей только Пруссия и Голландия. В Вене австрийский император Карл (муж Елизаветы, родной сестры несчастной Шарлотты, супруги царевича Алексея) не проявил энтузиазма. Между прочим, это у него Алексей в свое время искал покровительства… В Париже регент Филипп Орлеанский намеревался «подумать»… Польша и Дания требовали территориальных уступок… В конце концов, конечно, все признали: Швеция – в 1723 году, Османский султанат – в 1739, Англия и Австрия – в 1742, Польша – в 1764. Франция признала Россию империей лишь в 1754 году… Вот теперь, кажется, понятно, как важен был бы для Петра «французский брак» его дочери; ведь этот брак означал бы если не признание Российского государства империей, то уж, в любом случае, – первый шаг к подобному признанию…
Мало было объявить свое детище – крепнущее Российское государство – империей Всероссийской, надо было еще добиться признания. Но и с обычными своими детьми обстояло у Петра дело не так просто. Ведь обе его дочери, Анна и Елизавет, были рождены до вступления их родителей в законный брак, до венчания, и были, что называется, «привенчаны», что, впрочем, по старым российским, московским законам все равно не давало им никаких прав. Петр меняет законодательство, облегчая положение незаконнорожденных: теперь и они могут наследовать по распоряжению родителей. По указу Петра устроены были и приюты при богадельнях, где возможно было оставить незаконнорожденного ребенка, не открывая своего звания и имени, тайно. Это должно было предотвращать детоубийства. С этим, вероятно, была связана и «показательная» казнь несчастной Марии Гамильтон по обвинению в детоубийстве, отослать своего ребенка в приют фрейлина Екатерины не рискнула. Побоялась огласки? И воспользовались ли подобным приютом для незаконнорожденного ребенка царевича Алексея Петровича и женщины, известной под именем Ефросиньи?.. Да, трагикомедия… Все ближе мы подходим к концу петровского царствования. Снова припоминаем, перебираем события, удивляемся… За каждым указом, за каждым действием, за каждой вроде бы мелочью стоит четкое желание ввести Россию «в мир» и взять «у мира», у Европы именно то, что способствовало бы именно развитию российской самобытности… Вот указ о том, чтобы «считать лета не от сотворения мира, а от рождества Христова», и новолетие, начало нового года полагать не с 1 сентября, как прежде, а с первого января. Так начался для России XVIII век, 1700 год… Вот известный указ о непродаже «русского платья». Но дискриминирует ли он национальную самобытность, и что он вообще означает? Прежде всего, «русское платье» означало те разновидности одежды, что существовали на период XVI–XVII веков, то есть, в сущности, модифицированные формы монгольского, азиатского костюма. По этому поводу любопытно заметить, что всякая попытка «отстоять исконное» всегда на самом деле является попыткой «законсервировать» некий период, этап развития. И потому стоит напомнить противникам какого-нибудь тяжелого рока о том приятном времени, когда полька являлась в роли очень-очень неприличного танца…
