Вибрация путает мысли, от нее в висках тяжесть. Андрей бросает взгляд на приборы. Нити застыли неподвижно. Машине нет дела ни до происходящего в душе механика, ни до той звуковой бури, которая нарастает вокруг корабля.
По скобам Андрей добирается до кабины отдыха, ложится в гамак. Рядом стонет Биронт. А Вадим, Дектярев и Михеев продолжают обсуждать все тот же вопрос: поворачивать ли подземоход обратно или двигаться дальше.
- Я настаиваю на возвращении, - говорит Михеев. - Этого требует главный конструктор. Мы не знаем, что нас ожидает внизу.
- Если бы знали, Петр Афанасьевич, - отвечает спокойный, приглушенный гулом вибрации голос Вадима, - действительно не имело бы смысла ослушиваться начальства. Может быть, у вас есть более серьезные доводы?
Андрей улыбается в подушку: кого захотели переговорить Вадима Суркова.
- Хотя бы вибрация.
- Ну, хорошо. А вы представьте себе, что вибрация захватила бы нас в самом начале рейса, на глубине, скажем, километров двадцать пять -тридцать. Вы бы что, тоже потребовали возвращения?
Михеев молчит. Он никак не может найти убедительных слов.
- Я решительно протестую, - раздается вдруг болезненный возглас Биронта.
- Вот видите, - подхватывает Михеев, - нельзя же злоупотреблять здоровьем людей.
- Вы не поняли меня, - Валентин Макарович садится в гамаке и сбрасывает со лба мокрое полотенце. - Остановиться сейчас - это настоящее преступление. Мои исследования только начинаются. Вокруг появилось столько необыкновенного.
Дектярев похохатывает. Вадим уже с уважением поглядывает на атомиста.
- А ты что скажешь, Андрей?
Вопрос Вадима застает механика врасплох.
- Я согласен куда угодно, - отвечает Андрей, - хоть до центра земли.
Но произносит он это без всякого энтузиазма.
14
Вадиму показалось, что его разбудил смех Лены.
Открыв глаза, он понял - сон прервала вибрация. Смехом Лены звенел корпус машины. К нему примешивалось хаотичное сплетение звуков, среди которых можно было различить шум морского шторма, свист ветра, грохот горных обвалов, стоны, уханье, скрежет.
Вадим сделал попытку думать только о Лене. Ничего не получилось - по корпусу бешеной дробью стучали тысячи тяжелых молотов. Ни магнитоплазменное поле, ни двойные стены корпуса не спасали более экипаж от дикой пляски базальта.
В соседнем гамаке лежал Чураков, ниже Михеев, оба с открытыми глазами.
- Не спится? - спросил Вадим.
- Где же тут уснешь, - ответил Михеев.
Андрей промолчал. Он хотел одного: пусть вибрация будет такой сильной, чтобы в голову не лезли мысли, не мучали его непривычными сомнениями.
