- Выдержим? - спрашивал Николай Николаевич, кивком головы указывая на стены кабины.
- Да. Вполне.
- А может, того... пора и восвояси? - геолог понижал голос и косился на Биронта. - Или задержаться на месте. А то, знаете, наши наблюдения прямо-таки не успевают за движением подземохода. Невозможно учесть все, что подкарауливает нас в этой преисподней.
- Всякое явление лучше всего наблюдать вблизи, - возражал Вадим. - Ну, хорошо, мы вернемся. Разве вы не пожелаете больше участвовать в рейсах? И разве вы успокоитесь на глубине в двести километров?
- Ох, пасую, Вадим Сергеевич, пасую.
К исходу четвертых суток вибрация корпуса нарушила спокойное существование экипажа. Корпус гудел растревоженным гигантским пчелиным ульем. Мелко дрожали кресла, пульт, крышки люков. Только вытянувшись в гамаке, можно было освободиться от этого неприятного ощущения.
У Биронта разболелась голова. Схватившись за нее руками, он громко стонал, охал, пытался продолжать наблюдения и, не выдержав, спасался бегством. Отлежавшись, торопился обратно к пульту. Теперь Валентин Макарович и не заикался о возвращении, угрюмо отмалчивался, когда ему напоминали об этом. Атомист не желал терять ни минуты. Вибрация корпуса не внушала ему страха (за безопасность корабля пусть беспокоится Сурков), но приводила его в отчаяние, потому что мешала работать.
Атомист с завистью поглядывал на Дектярева. У того был невозмутимый вид. Разве такого человека проймет вибрация?
Все чаще Михеев, Чураков да и сам Сурков искали спасения в гамаках.
- Нужно прекратить погружение, - настаивал Михеев.
- Еще немного, Петр Афанасьевич, - отвечал Вадим. - Должны же мы иметь представление о том, что такое гипоцентры.
А сам стискивал зубы. Его бесило только однопришлось оставить исследования. Вибрация мешала сосредоточиться.
Однажды Скорюпину после долгого и утомительного блуждания", в море звуков удалось услышать человеческий голос. На шкале индикатора ожила голубая линеечка, затрепетала змейкой, посредине возникла пика.
- Станция на приеме! - закричал Паша.
Его обступили выскочившие из гамаков Михеев, Сурков, Чураков и Биронт. Только Дектярев остался сидеть в своем кресле за пультом и ограничился тем, что включил репродуктор внутренней связи.
Паша повернул переключатель. Кабины вездехода наполнились ревом и грохотом. В этом шуме слышался звон колоколов, вой вентиляторов, скрежет металла о металл, крики каких-то животных. Можно было подумать, что где-то в глубине под кораблем таится мир, населенный сказочными гигантами, и звуки этого мира грозным предупреждением проникли в помещения подземохода.
