Маленький рубин притаился там среди черного металла.
— Знаешь, что это? — спросил кузнец.
— Ну, камень, рубин, — неуверенно сказала Тантра.
— Алмаз это, окропленный кровью тринадцати висельников. А металл этот был когда-то платиной, но почернел от пепла с костров тринадцати ведьм. Бывший алмаз и бывшая платина, кровь и пепел… Великая сила в них сокрыта, и она хранила тебя от тебя самой, давила в твоем сердце злость, обиду, ненависть. Потому, несмотря ни на что, ты была счастливей остальных в детстве. Хоть и не осознаешь этого. Никогда ты не желала зла, как тебя ни обижали. Обиду ты несла в себе и не выплескивала на обидчика. И в твоей чистой светлой душе злость растворялась.
Тантра молчала, подавленная от услышанного.
— И теперь ты можешь выбрать, продолжать ли носить это кольцо.
— Я не думаю, что ты прав насчет обид… их не гасило кольцо. Я буду справляться со своими чувствами сама, — тихо сказала девушка.
— Как знаешь, дочь моя. — И кузнец бросил печатку в горящую печь.
И тут раздался стук в дверь, и сердце Тантры екнуло. Старый кузнец медленно поднял голову, и в его бледных глазах девушка разглядела спокойную обреченность. Он давно этого ждал.
— Беги через окно, — прошептал он.
— Откуда ты знаешь, кто это? — испуганно спросила Тантра.
— Иди… спрячься в таверне, пока страсти не улягутся… я слышал, слепой — твой друг?
— Ну… я не оставлю тебя.
— Хочешь отправиться на костер вместе со мной? Моей душе будет спокойней, если ты отомстишь… Я пойду открою.
* * *
Тантра бежала по темному утреннему городу, не видя дороги от страха и боли. Над ней висело чужое морозное небо, такое далекое, такое равнодушное, седое, как волосы на голове отца… Легкие сандалии стучали по гололеду в ритм шаткого дыхания… воздух, вырываясь изо рта, превращался в ледяной пар.
Нельющиеся слезы жгли Тантру изнутри. Рыдания тоски рвали грудь, и зима клеймила кожу.
«Меня ждут пытки… меня ждет костер… ведь поймают, поймают же! Я и слепого подставлю! Но я хочу жить. За что они делают это со мной?»
И Тантра заплакала — истерически и безудержно. Никогда раньше ею не владела такая любовь к жизни… пусть никчемной и полной горечи, но освобожденной от адских мук…
В такую рань на улицах не было еще никого, только девчонка-нищенка сидела на пороге таверны. Она была закутана в подаренную слепым шубу — впрочем, уже давно проеденную молью.
Нищенка посмотрела на Тантру и нахмурилась.
— Не выдавай меня! — Тантра рухнула на колени перед ней как подкошенная и краем глаза увидела, как меняется выражение длинного лица.
