Элизабет ясно изложила герцогу все, что она думала по этому поводу. Однако он не только не прекратил свои ухаживания, но становился все более настойчивым в стремлении соблазнить неприступную молодую леди. Он буквально доводил ее до бешенства бесконечными куртуазными речами и ужимками. Поэтому Элизабет даже испытала некоторое удовлетворение, когда под прикрытием совершенно невероятной, наспех выдуманной истории всучила герцогу свою картину. Он, конечно, не поверил ее небылицам, но за картину заплатил, надеясь, что это послужит его собственным интересам.
– Элизабет! – Мэри горела желанием узнать, как все же сестре удалось продать картину.
– Мне пришлось соврать. Он думает, что стал покровителем одного талантливого, но неизвестного мастера – мужчины, разумеется. Он считает, что я, по доброте сердечной, принимаю участие в этом деле.
– Да ты что! Да он должен был сойти с ума от ревности, как только речь зашла о другом мужчине!
– Почему? – Элизабет вздохнула и начала мыть кисти. – Почему он должен ревновать, когда наши с ним отношения никогда не переходили границы невинного светского знакомства… по крайней мере, с моей стороны. Я никогда не была им увлечена и никогда его ни к чему не поощряла.
– Это ничего не значит. – Мэри пренебрежительно махнула рукой и снова прилегла на диван. – Ты же знаешь, что представляют собой мужчины.
В этом вопросе она считалась более опытной, чем старшая сестра.
– Неважно, что ты говоришь и что ты делаешь. Суть в том, что ты не принадлежишь никому другому, а, следовательно, являешься законной добычей для любого из них.
– Ох, да знаю я эту песню: женщины – это жертвы, женщины – это слабые птички, за которыми охотятся мужчины. И в результате дамы падают, как подстреленные голуби, в лапы юных переростков, помешанных на любовной охоте. Но ко мне все это не имеет ни малейшего отношения, – твердо сказала она. – А что касается картины, то я сказала герцогу, что некий мастер – благородный дворянин, но калека – болен проказой, а потому живет вдали от света и ни с кем не встречается. – Элизабет сняла рабочий фартук и убрала его в сундук. – Так что у него не было причин для ревности.
Про себя Элизабет втайне надеялась, что ее дорожка больше не пересечется с назойливым французским дворянином. Переживая всей душой из-за болезни сестры, она была совершенно не в настроении терпеть своего постоянного ухажера.
– Папа хочет тебя видеть. – Голосок младшей из сестер немедленно привлек к себя внимание Элизабет и Мэри, и они одновременно обернулись к ней.
