Заставьте его замолчать! Вымойте ему с мылом рот! Отец мечтал быть адвокатом, а дед не разрешил, и значит, адвокатом будешь ты, изволь радоваться и никаких разговоров. Когда Джонс-младший вырастет и воспитает сына, он, в свою очередь, пошлет его в солдаты, и как бы тот ни плакал, как бы ни молил: "Папа, я ненавижу битвы, я люблю книги, я лучше буду..." Нет, не хочу и слышать, о чем мечтает юный Джонс, - что в том проку, если ему не миновать солдатчины. Впрочем, порой бывает по-иному, и это еще хуже. Блоггс - состоятельный виноторговец и очень этим горд. Он создал процветающее дело и хочет передать его наследнику. Он жаждет, чтобы сын был в точности таким, как он, любое несогласие воспринимает как измену и следует простому правилу: "что хорошо для меня, то хорошо и для тебя". Трогательно, правда? Скажите, почему Джонс-младший не может стать солдатом, адвокатом или кем ему угодно и отчего Блоггс-младший, при всем своем уважении к отцовскому предприятию, не может не входить в него? О, если бы мне объяснили, почему!
У меня все складывалось иначе. Матушке хотелось, чтоб я получил блестящую ученую степень в качестве первого шага к... - к чему, она сама не знала, мечты ее так далеко не простирались. Личность она была волевая, но не сторонница насилия, коль скоро я вырос и мог говорить сам за себя, она искренне предпочитала разум силе. Со своей стороны, я был, как часто случается, в нелегком положении юноши, у которого нет ни ярко выраженного дарования, ни ясной склонности к какому-нибудь делу. Не забывайте, в ту пору я был еще человеком со средствами, хотя и скромными, но ощутимыми, и ожидал прибавки в размере трех процентов с капитала, которые с момента совершеннолетия должен был получать на руки. Следовательно, с выбором жизненного поприща я мог не торопиться и не преминул воспользоваться этим счастливым обстоятельством. Зачем спешить, взывал я? Зачем настаивать, чтоб я вернулся в Кембридж, раз я оказался явно неспособен как раз к тому, к чему меня определили? Чем плохо оглядеться, поразмыслить и вернуться туда позже, когда я разберусь в себе и в жизни?
Матушка, видно, верила, что так оно и будет. Позволив мне оставить Кембридж и провести зиму за границей, она надеялась, что даст мне случай образумиться: оторванный от "дурного общества", я уразумею преимущества образования, вернусь в университет, удвою рвение и тотчас удостоюсь золотой медали за успехи. Признаюсь со стыдом: внушая ей, что так все и получится, я тщательно скрывал предвкушаемую радость. Озабоченно на меня поглядывая, она говорила отчиму, что я какой-то бледный, усталый, что я слишком быстро вытянулся и мне, конечно, нужно отдохнуть и прийти в себя. Возможно, лицо ее при этом чуть-чуть омрачалось, и она припоминала, что я уже ездил за границу - я был в Париже на пасхальные каникулы - и что мои письма были полны рассказами о посещениях Фраскатти (известного игорного дома на улице Ришелье), разудалых вечеринках и всяких прочих "дурных компаниях". Лучше мне было не писать ей так откровенно о своих веселых уроках танцев и восторгах от походов в "Комеди Франсэз"; если бы я сравнивал Нотр-Дам с Эксетерским собором в пользу последнего и этим ограничился, я бы встревожил ее гораздо меньше. Мне никогда бы не выбраться из Кембриджа, заведи я речь о зиме в Париже - quelle horreur! (какой ужас!). Но предложив в виде возможного варианта маленький, тихий немецкий городок - безразлично, какой именно, - я усыпил ее тревогу. Вряд ли я сознательно ее обманывал - ведь я не уточнял, где буду жить и что буду делать; скорее всего, я напирал на то, что мне надо выучить немецкий, и не старался рассеять ее впечатление, что то будет степенное, здоровое и, в сущности, скучноватое существование.
