Записки викторианского джентльмена | страница 32



В моей жизни есть такие периоды, что стоит только захотеть и в памяти встает все, даже атмосфера моих бывших комнат, но с Кембриджем дело иное. Я помню, где я жил и что делал, однако все как-то странно мертво для меня. Отдельные золотые денечки и минуты я и сейчас могу восстановить, но как ни стараюсь, не в силах охватить все в целом - мне не удается закрыть глаза и возвратиться в прошлое. Мои воспоминания вымучены и быстро утомляют меня. Возможно, беспокойство, снедавшее меня тогда, живет и много лет спустя, поэтому мне не терпится покончить с рассказом об этом времени, как не терпелось некогда покончить с ним и в жизни. Я рвался из Кембриджа, не зная куда и зачем, рвался от матушкиных надежд. Я знал лишь, что с меня довольно единоборства с алгеброй и что никакими радостями студенчества не искупить чувства собственной несостоятельности. Пусть я разобью матушкино сердце, решил я, но кончу с этой канителью и не дам себя уверить, будто в следующем году буду успевать лучше. Еще одного года в Кембридже не будет.

3

Герой радуется жизни в Веймаре и прячется от будущего

Если к тому времени, когда вам попадется эта книга, жизнь в обществе останется такой же, как сегодня, короткая заграничная поездка и тогда будет считаться непременной частью образования молодого человека. Большое Путешествие, столь принятое полстолетия назад, в наши дни проходит по сокращенной программе, но, как и прежде, считается необходимым для достигшего совершеннолетия юноши. Поездка - часть английского стандарта: сначала ребенка посылают в приготовительную школу, где он проливает слезы, затем - в среднюю, чтоб голодом склонить к повиновению, потом - в университет, чтоб ошарашить смесью невыразимых удовольствий и неслыханных трудов, и, наконец, прежде чем впихнуть в один из жизненных стереотипов, его шлют за границу, якобы для того, чтоб он убедился в превосходстве нашей английской культуры над всеми остальными низшими, а на самом деле - чтоб он перебесился и тихо покорился жизни. Меня растили по такому же стандарту, судьба моя была расчислена, и моего согласия не требовалось. Какое еще согласие? Мальчишка, видимо, рехнулся, откуда ему знать, что ему лучше? Что за бредовая идея спрашивать у молокососа, чего бы он хотел? Какая чушь!

Мне это не казалось чушью прежде - не кажется и сейчас. Мальчику необходимо предоставить слово, когда планируют его судьбу. Чтобы из планов любящих родителей вышло что-нибудь дельное, необходимо его горячее участие, однако вокруг я вижу сплошное принуждение, ведущее к горю и жизненным провалам. Джонсу всегда хотелось заниматься правом, и не успел Джонс-младший появиться на свет, как ему тут же навязали отцовскую мечту, и сколько бы он ни кричал: "Папа, мне лучше быть солдатом, я люблю битвы и ненавижу книги", - все бесполезно. Еретик!