- Шахтёры не получают зарплату в полном объёме с апреля прошлого года. Ежемесячные выплаты идут, но они - лишь часть заработанных денег. Например, в мае заплатили 20%, в декабре - 32%.
Похожая ситуация и в этом году. Мы - нищие. Люди живут в долг, и когда получают какие-то гроши, тут же отдают их тем, у кого одалживали, - рассказывает о ситуации в городе и на шахте председатель организации Независимых профсоюзов горняков (НПГУ) Николай Козюберда.
Раньше независимый профорг был городским головой, до конца своего срока «не дотянул» год и ушёл в профсоюзы. Для него в местных бедах нет белых пятен.
В два часа дня на шахте смена: времени хватает, чтобы познакомиться поближе с Зоринском, который можно обойти за три часа. Город - на балансе шахты, а шахта - в безденежье.
Квартал пятиэтажек. Часть домов - покинута: слепые окна, заколоченные парадные. Здесь же - мёртвое здание детского садика. Микрорайон, будто вымер, сложно отыскать живую душу.
Воду тут набирают из водосточных труб, когда на крышах тает снег. Батареи - холодные: во многих квартирах топят буржуйки. В Зоринске не осталось деревянных заборов - всё пошло на растопку.
Газа тоже нет: центральное газоснабжение не предусмотрено, а резервуары перестали заполнять уже несколько лет.
Канализация не работает: нечистоты из прорванных труб затопили подвалы, а в некоторых подъездах на ступенях - наледь из замёрзшей мерзости, которая иногда прёт из унитазов нижних квартир.
Правда, есть электричество, но и с ним бывают перебои. Не работает телефонная связь: утащили медный кабель. Сточные колодцы зияют провалами: их стальные крышки тоже пошли на лом.
Петля в конце верёвки
Самое же ужасное - голод, не гасимый ни отвратительными запахами, ни мерзостными видами.
До смены на шахте остается четверть часа, у раздевалки курят два десятка горняков. Нарисованный на пачке «Шахтёрских» красавец - их антипод.
У готовых спуститься на полукилометровую глубину людей худые изжёлта-бледные лица. По иронии судьбы, уголь, что они добывают, по геологической классификации, именуется тощим.
Шахтёр с перебитым носом, у которого за плечами двадцать лет под землёй, рассказывает, как не раз прямо в забое падал в голодный обморок. А его товарищ свидетельствует о таком, от чего подкатывает тошнота.
- Раз тёща-старуха притащила откуда-то мясо. Ели семьёй. Оказалось, что это - собака: ничего, мясо, как мясо…
О подобном свидетельствуют многие. Нашёлся шахтёр, наблюдавший, как пойманную уличную собаку разделывали на лестнице в подъезде. В рассказе другого меню состояло из кошки.
