…Сразу же после торжественного обеда Николай Николаевич улучил момент, чтобы переговорить с императором:
– Прости, Саша, но я прошу тебя подготовиться к очень откровенному разговору. Возможно, он будет тебе неприятен. Но ещё раз прошу, прости меня за то, что я должен сказать, не могу не сказать тебе…
– Я всегда ожидал от тебя только полной откговенности, – отвечал император, но по лицу его, дотоле ясному, пробежало облачко недовольства. – Итак, я весь внимание…
– Ради Бога, потерпи, если я буду говорить слишком долго. – Николай Николаевич в волнении зашагал по комнате, меряя её длинными ногами.
– Готов слушать тебя, Низи, – сощурив свои большие голубые глаза, процедил Александр II. – Итак?..
– Итак, я хотел бы сказать о присутствии государя в действующей армии и о службе в ней великих князей…
Император подавил в себе нарастающее раздражение, как всегда в таких случаях вспомнив о ней – о самом любимом существе, Катюше Долгорукой. Он представил себе её лицо, её молодое тело, её нежный голос. Это всегда успокаивало и отвлекало его.
– Говоги же, – сказал он, совершенно владея собой.
– Ты удостоил меня, Саша, высокой чести – быть главнокомандующим русской армии. И я надеюсь, вместе с этой ответственной должностью ты предоставил мне полную самостоятельность в исполнении высочайше утверждённого плана ведения кампании. Я убеждён, в верхах армии не должно быть лиц, которые бы не имели определённых обязанностей и ответственной работы. Их присутствие будет только мешать делу…
– Яснее, яснее… – перебил его августейший брат.
– Что ж, расставим все точки над i. Присутствие монарха в армии без вступления в командование ею пагубно и для армии, и для самого монарха. Вспомни нашего дядю Александра Павловича[78]. К чему привело его пребывание в войсках в 1805 году? К поражению под Аустерлицем. А начало кампании 1812 года? Аракчееву[79] с Шишковым[80] и Балашёвым[81] пришлось обратиться к императору с откровенным письмом, после чего он и уехал из армии. То же самое было и во время заграничных походов тринадцатого и четырнадцатого годов. А как стесняло главнокомандующего князя Витгенштейна присутствие нашего отца в Турции в 1828 году![82] Когда обсуждался вопрос о продолжении похода, Папá со свойственным ему благородством сам признал это, сказав: «Я более в армию не поеду. При мне всё идёт худо…»
У Александра Николаевича задёргалось веко.
– Это всё? – бросил он.
– Нет, Саша. Я хотел бы, чтобы никто из великих князей не получил назначения в армию. Признайся, ведь все они люди безответственные и не привыкшие всей обстановкой их жизни к строгой дисциплине. Что получилось, когда наш дедушка послал Константина Павловича в итальянскую армию Суворова?
