Вечером, когда неразлучные отроки молча убрали со сюда остатки вечерней трапезы, Аваддон поманил к себе Калькониса, мгновенно побледневшего в ожидании чего-нибудь ужасного, и негромко заговорил с ним:
— Завтра мне понадобится твоя помощь… — Лионель в ответ лишь испуганно сглотнул и согласно закивал головой. — Ты узнал, где проводит ночь кудесник Ярил?
— Конечно, магистр! Князь предложил старику покои в своих хоромах, но тот отказался. Он ответил Годомыслу, что не может ночевать в крепости, потому что ни на минуту не должен прерывать связь с какими-то там корнями… Вы извините, магистр, но у этих росомонов такие толстые двери из-за них ровным счетом ничего не слышно! Я смог лишь понять, что кудесник должен спать только в лесу — иначе он может утратить свой дар!
— Хм-м, а это хорошая новость, оставим ее как запасной вариант! задумчиво произнес Аваддон, глядя сквозь Калькониса отсутствующим взглядом. — Тогда мы сделаем так…
Эта ночь (как и предыдущая) оказалась для несчастного философа бессонной и наполненной кошмарами. До самых петухов (под впечатлением приказа Аваддона) Кальконису грезились ужасные вещи: то его поймали на месте преступления и ужасный старик-кудесник пытает «серу» в каком-то мрачном месте. То сам Аваддон, превратившись в Мерзкую Нечисть, старается нарезать тело несчастного поэта на мелкие кусочки, чтобы накормить двух ненасытных отроков, принявших обличье упырей! И вид у них был такой препротивный, когда они чавкали огромными ртами и от удовольствия курлыкали… или кукарекали?!
О боги! Проснувшись в холодном поту с головой, раскалывающейся от боли, бедный Кальконис готов был расцеловать всех петухов в округе за то, что не дали досмотреть ему концовку ужасного сна! Ибо к снам Лионель относился весьма трепетно.
За трапезой Кальконис был молчалив и рассеян. Аваддон посмотрел на помятую физиономию «компаньона» и ухмыльнулся:
— Хорошо ли почивали, сэр Лионель де Кальконис? Слышал, вам новый титул присвоили… более подходящий вашему облику! Не желаете поинтересоваться, что означает сие таинственное слово — «кальсоны»?
Лионель покраснел и быстро сказал:
— И знать не желаю! Разве могут эти варвары по достоинству оценить тонкую душу настоящего поэта! У них пошлости одни на уме!
— Значит, не желаете? — подвел итог чародей, не скрывая ехидной усмешки. — А зря, колоритное словечко, скажу я вам…
Остаток трапезы протекал в молчании. Аваддон кушал с большим удовольствием — видимо, долгие ночные прогулки по бесплотному миру теней нагоняли завидный аппетит. Чего нельзя было сказать про Калькониса, которому после ехидных слов Аваддона и кусок-то в горло не лез! Так и встал «поэт с тонкой организацией души» из-за стола голодным и растревоженным предстоящей миссией.
