— Я после боя в тереме Годомысла готов молиться на Лесной Народ, подал голос милостник, вышедший из шатра вслед за кудесником. — Откровенно говоря, если бы не видел все собственными глазами, не знаю, как бы я сам повел себя на совете.
— Доверять надо, — сказал Ярил, — и первым делом не на личину страшную смотреть, а в глаза заглянуть или в душу…
— Золотые слова! — знакомый голос вклинился в беседу. — Я вот слушал вас там, на совете, и все удивлялся…
— Ты этим занимаешься весь день напролет, — подал голос Милав.
— Разумеется, потому что, глядя на вас, нельзя не удивляться, парировал Ухоня. — Так вот, я продолжу мысль, бестактно прерванную молодым неотесанным кузнецом!
В сгущающемся сумраке блеснули зубы Вышаты — поддай-ка, Ухоня, этому зазнайке!
— При обсуждении плана вы забыли самое главное!
Все трое насторожились — уверенный голос ухоноида вызвал интерес к его словам.
— И что же? — спросил Вышата.
— Вы забыли дать название секретной операции! — воскликнул Ухоня, удивленный несообразительностью своих собеседников.
— Всего-то?! — Милав пытался казаться серьезным.
— Без названия нельзя, — убежденно заговорил Ухоня, — тогда удачи в деле не будет…
Удача действительно нужна была как никогда, поэтому кудесник немедленно поинтересовался:
— Есть предложения?
— Есть! — гордо отозвался ухоноид. — «Многоликая Кобра!»
Милав прыснул, едва удержавшись от смеха, а Вышата, принявший все за чистую монету, спросил:
— А что такое «кобра»?
— Я тебе потом объясню, — сказал Милав, подавляя смех и оттаскивая милостника в сторону.
— Чего это вы?! — обиделся Ухоня. — Вполне приличное название: и со смыслом, и со вкусом!
— Видишь ли, Ухоня, — кудеснику не хотелось обижать искренних чувств ухоноида, — нам незнакомо слово «кобра», и мы не даем название битве до боя, чтобы не сглазить.
— Правда?! — удивился Ухоня. — Я не знал этого… «Я тоже», — подумал Ярил.
… Вышата раздвинул камыши и негромко позвал:
— Эй, кто здесь?
Ворчливый голос показался Вышате знакомым.
— Дедушка-баенник, это вы? — спросил он в темноту.
Что-то громко заплескалось, потом захлюпали чьи-то ноги по прибрежному илу, и перед милостником выросла фигура старика. Только сейчас он был покрыт не листьями от веников, как в прошлую их встречу, а тиной и водорослями. Да и дрожал дед, совсем как закоченевший гуляка в студеную пору.
— Что с тобой, дедушка? — поинтересовался Вышата, рассматривая в речном отсвете баенника.
— Захолодел я совсем, тебя ожидаючи. Чего не шел так долго? — спросил старик недовольным тоном.
