- Лжец! Когда твое лицо одряхлеет, с тобой случится нервный срыв.
Да, он знал, что скоро превратится в пожилого человека. У него уже не было прежней энергии. Он не мог долго играть в гольф. Кожа на подбородке постепенно провисала. Он радовался этому. Морин не поверила бы ему. Он хотел бы сникнуть, потускнеть. В то же время его раздражали её нападки и то, как она выискивала в его лице признаки старения; она напоминала ему стервятника, ждущего его смерти.
- Если бы ты хоть немного меня любила, эти ссоры могли бы иметь смысл, - заметил он. - Но ты затеваешь их лишь потому, что хочешь наказать меня за свои личные неудачи. Твои обвинения на самом деле никак не связаны с ревностью.
- Я действительно тебя любила, Рик, - произнесла она с наигранной искренностью в голосе.
- О, Господи, - сказал он, - я был заменой всех концертных сцен Америки. Именно так. Не понимаю, почему я не проанализировал тогда ситуацию более тщательно.
(Он был тронут её зависимостью от него, к тому же она была весьма сексапильна. Тогда она была совсем другой. Он узнал крик тысячи пациентов, описывавших свои любовные романы и ранние браки. Тогда все были другими. На самом деле никто не был другим. Просто желание или страх затуманивали сознание. Препятствия всегда присутствовали, но туман рассеялся.)
- Любовь, - с горечью произнесла Морин.
Она громко всхлипнула в маленький дорогой платок с монограммой. Морин легко плакала и легко смеялась. В этом отношении она идеально подходила для сцены. Ее настроения менялись с пугающей быстротой. Рика раздражало подобное отсутствие самоконтроля. Помимо шокирующего проявления эмоций, которые она постоянно демонстрировала ему, его бесило то, что он никогда не мог провести линию между искренними чувствами и игрой.
Она плакала недолго. Когда они приблизились к озеру Паудеш, Морин внезапно перестала плакать и достала маленькое зеркальце. Поискала в огромной сумке косметический набор. Стерла расплывшуюся под нижними веками тушь. Ее дыхание оставалось неровным, она несколько раз шмыгнула носом, но сейчас внимание Морин было сосредоточено на приведении в порядок её лица.
Он поблагодарил Господа за то, что она перестала плакать.
Морин щелкнула замком сумки, резко и шумно вздохнула, потом надела солнцезащитные очки. Она перестала думать о Рике и начала морально готовиться к встрече с Максом Конелли. Вместо земли и воды, простирающихся внизу, она видела Макса - мрачного, задумчивого, отстраненного, капризного, бесконечно привлекательного. Свидание с Максом было ящиком Пандоры, наполненным воспоминаниями и ниточками, соединявшими её с прошлым.
