- Ты меня смешишь, - сказала Морин, не смеясь. - Ты не можешь находиться возле хорошенькой женщины и не испытывать при этом желания трахнуть её.
Он посмотрел на нее, на знакомую бледную кожу, на пряди обесцвеченных волос на висках, на короткий нос, на массивные солнечные очки, скрывающие близорукие глаза. Какими скучными оказывались эти перелеты! Какими чертовски утомительными!
- Я рад, что ты находишь меня забавным, - сказал Рик. - Конечно, я хочу переспать с каждой женщиной, которую вижу. О чем ещё мне думать?
В последовавшей паузе, которая не принесла разрядки, он посмотрел вниз и вперед, думая о посадке на озеро Харри Сигрэма; его сознание парило между городом, который он покинул, и лежавшей внизу землей. Почему он согласился отправиться на этот порочный уик-энд? Наверно, приглашение звучало так безмятежно и чисто посреди городской грязи, шума и смога. Остров показался ему земным раем. Но он не подумал о ждущем его напряжении, о безнравственности этой компании (и многих других, состоявших из его друзей), о возможных осложнениях, которыми чревато присутствие на острове шестерых человек. Нет, он увидел в этом уик-энде лишь шанс сбежать из города, и ничего более.
Он не подумал о том, что окажется в ловушке со своей женой, среди старых развращенных друзей. Он забыл о том, что ему придется терпеть общество Макса Конелли и знать, что его дорогая супруга Морин готова исполнить любое желание пианиста и будет хотеть его, как голодная сучка. Он забыл о коварном обаянии Макса, его музыке, тягостных депрессиях, враждебности. Он совершенно забыл о том, что ему придется слушать бесчисленные рассказы Харри о его знаменитых друзьях, разглагольствования о планах на будущее. Он забыл, что Поппи Сигрэм постоянно находилась на грани нервного срыва и была непроницаемой, как Далай-лама. Он не принял во внимание холодные оценивающие глаза Лайлы, напоминавшие ему на каждом их совместном обеде и коктейле о его сексуальной неудаче.
О, нет. Он думал лишь об острове, бегстве из города, о прелести купания в прохладной воде и свежем ветерке, охлаждающем кожу. Узник пентхауса, под которым ревел и мелькал автомобильный поток, Рик, оглушенный пронзительными голосами соседей, представил себе уик-энд как путешествие в рай. Его окружали картины французских импрессионистов, кондиционеры и антиквариат. Плавая в океане чувственности и постоянно ощущая угрозу, исходившую от порочных кожаных кушеток с пациентками, он легко поддался соблазну, который представляли деревья, вода и тишина. Он упустил из виду человеческий фактор. Он понял значение этой ошибки, сидя рядом с Морин и слыша тот же утомляющий голос, что доносился из его бирюзовой ванной или примыкающей к ней оранжереи. На высоте сорокового этажа или горы все звучало точно так же. Он пролетел две сотни миль, чтобы услышать словесный мусор Морин, ощутить напряжение, исходившее от его друзей, поесть пищу, которая ничем не превосходила ту, что он получал дома, выпить те же дорогие напитки, что стояли в его личном баре. Только воздух будет чище.
