— Чего только у вас тут нет, гражданка Кульбачка, — покачал головой Бреус.
— Все мое, — сухо сказала Ганка. — Богатство не земное копила, а сокровище небесное. Оно в сердце человека и вам не откроется.
— Уж кто-кто, а я вас немножко знаю! Псалмами не отговоритесь…
Они и впрямь знали друг друга и давно были словно два противоборствующих лагеря. Ганка помнила Бреуса еще молодым лейтенантом, участковым в Вербивке. Не раз они схватывались тогда, и Кульбачка хорошо изучила вспыльчивый характер этого, как она говорила, «турка», которого нельзя было умаслить ни дорогой водочкой, ни комплиментом, ни притворной покорностью. Много хлопот доставляла ему она со своими постоянными клиентами. Только ведь и Бреус их не жаловал.
Конечно, если бы с Кульбачкой случилась беда и кто-нибудь угрожал бы ее жизни или позарился на ее имущество, то он, Бреус, по служебному долгу, не жалея ни сил, ни здоровья и даже самой жизни, встал бы на защиту пострадавшей. Но поскольку, по его мнению, сама Кульбачка была сейчас источником повышенной опасности для общества, постоянным нарушителем закона или, во всяком случае, личностью, которая способствовала правонарушению, он считал ее своим противником и готов был решительно бороться с ней.
— Все откроется, — иронически продолжал капитан. — Думаю, что найдем здесь и земные неправедные богатства.
— Уже нашли, — горько проговорила Ганка, — забрали мою долговую тетрадь, теперь ищи-свищи ветра в поле. Но ведь деньги не мои — казенные. Людям добро делала! — вздохнула она. — Сказано: не делай добра — не принесешь себе зла. Один только спаситель за добро благо дает…
Во двор, где толпились люди, Ганка не смотрела. Возможно, даже не слышала реплик, которые бросали односельчане, словно ей уже все было безразличным. Сидела безвольная, будто покорившаяся, и, казалось, готова была помочь обыскивающим заглянуть в самые тайные уголочки своего дома.
Хатой, сараем и погребом под сенями милиционеры не ограничились. Потребовали, чтобы Кульбачка открыла также ларек, который прилепился к забору.
И здесь капитан Бреус увидел черные туфли в углу, почти под прилавком. Они почему-то заинтересовали его. Хозяйка ими, очевидно, не очень дорожила: засохшая глина прилепилась на носках, рантах и каблучках. Небрежно сброшенные, они так и валялись.
Внимательно оглядывая полки, тонкие дощатые стены, деревянный настил пола, капитан снова и снова наталкивался на эти черные туфли.
— Ваши? — вдруг спросил он Кульбачку.
