Тайна забытого дела | страница 65



— Но не с предвзятых обвинительных позиций, Валентин Николаевич. Только объективность — с самого начала. И в поступках, и в мыслях. И вера в человека, в то лучшее, что в нем есть.

— При таком прекраснодушии преступника не уличишь и не обнаружишь.

— Но до конца следствия мы не можем знать, кто преступник. Мы ищем. Ищем! Это надо хорошо понять и прочувствовать. Послушаем, что нам сейчас доложит Андрейко. Быть может, что-то и прояснится.

Коваль снял трубку.

Несколько минут спустя в комнату вошел Андрейко — невысокого роста, худощавый, с красивым лицом. Весь вид его, даже шрам через щеку (в детстве упал с яблони), свидетельствовал об энергичности лейтенанта, о его динамической натуре. По-военному подтянутый, в ладно сидящей на нем форме, лейтенант, несмотря на свои тридцать лет, выглядел бы юношей, если бы не напряженная сосредоточенность его пристального взгляда.

— Садитесь, — бросил Коваль. — Начнем оперативку.

Лейтенант Андрейко опустился на край стула, стоявшего у стены, пристроил на коленях темно-коричневую ледериновую папку и положил на нее руки.

— Посмотрим, что у нас есть, что известно и на что надо направить усилия, — с этими словами подполковник достал из ящика стола свою пресловутую схему.

— Схема, значит? — тихонько, как бы про себя, произнес Андрейко.

— Именно она, Остап Владимирович, схема, — строго заметил Коваль, услышав этот полушепот.

— Да я ничего, товарищ подполковник, — занял оборону лейтенант. — Я — за. Абсолютно. — Он улыбнулся, забыв, как обычно, о том, что, когда он улыбается, шрам придает его лицу не добродушное, а, наоборот, сердитое выражение. — Я и сам без схемы не могу.

— Докладывайте. Сперва об окружении Василия Гущака. Что выяснили?

— Пока ничего особенного. Учится хорошо. Дружит с парнем, который живет на бульваре Шевченко, — тоже студент, комсомолец, живет с матерью, характеристика положительная. У Василия Гущака во время службы в армии были дисциплинарные взыскания. Трижды за опоздание в казарму после увольнения в город. Один раз сидел на гауптвахте за самовольную отлучку, второй — за пререкания с командиром.

— Он такой, — вставил Суббота, — ершистый, колючий.

— В основном неприятности были из-за девушек. Влюбившись, ни с чем не считается.

— То-то и оно, — снова не выдержал Суббота. — Шерше ля фам, как говорят французы, то есть во всем ищи женщину. Нужны были деньги для разгульной жизни. — Следователь не заметил, как при этих его словах Коваль поморщился. — Вполне возможная побудительная причина для преступления.