Теперь же дело мое скверно,
Рука не в силах меч держать.
И он тебе принадлежать
Отныне будет: воздаянье
За добрые твои деянья
И нечто вроде возмещенья
За скромность угощенья..."
Как речь столь странную понять?
Но Парцифаль молчит опять.
Молчит! Хоть все, кто были в зале,
Сейчас вопроса ожидали.
Он, очевидно, нужен всем.
Но Парцифаль, как прежде, нем...
А почему бы не спросить?
(Молчанья этого простить
Я Парцифалю не намерен!
Он в послушанье неумерен:
Задай вопрос он хоть один,
И сразу б ожил господин,
Которого мне жаль до слез.
Но на губах застыл вопрос
У сына Гамурета.
И я не делаю секрета,
Что сим - какой уж тут секрет?
Не пользу он принес, а вред:
Ведь только при одном условье
Мог господин вернуть себе здоровье...)
Меж тем закончен странный бал,
И гости покидают зал,
Как бы спеша скорей отсюда.
И слуги кубки и сосуды
Уносят с каждого стола.
И кто последней в зал вошла,
Уходит первой... Парцифалю,
Владельцу замка и Граалю
Отвесив царственный поклон...
Герой понуро вышел вон.
(Ах, неспроста он так печален...)
Но вот в одной из ближних спален
Он примечает старика.
(Кто это? Помолчим пока.
Потом, когда настанет время,
Вы познакомитесь со всеми,
Кто вам доселе незнаком:
И с этим дивным стариком,
Чья борода была,
Как иней утренний, бела,
И с этим королем несчастным,
К моей истории причастным...)
Пока же слышит наш пришелец,
Как замка дивного владелец
Сказал: "Должно быть, вы устали
И, мнится мне, давно не спали.
Ступайте же! Уж поздний час,
Постель постелена для вас..."
Гость был сражен такой заботой.
Но сводит рот его зевотой,
И сон уже смежает очи.
Хозяин молвит: "Доброй ночи!"
И в спальню входит наш герой.
Клянусь, что не было второй
Такой роскошной спальни чудной:
Блеск золотой, свет изумрудный
Волшебно падал на постель...
Подумать только: неужель
Богатство в мире есть такое?
Не нахожу себе покоя,
Дворец описывая сей
При вечной бедности моей!..
Итак, он с королем расстался
И в комнате один остался,
Сказав послушной свите:
"Я спать ложусь. Вы тоже спите..."
Но тут пажи вбежали
И обувь с ног его усталых сняли,
И, скинув облаченье,
Почувствовал он облегченье.
Но сразу обомлел, узрев
Четырех прекрасных дев,
Возникших на пороге
В таинственном чертоге...
Он живо - шмыг под одеяло.
Но так лицо его сияло,
Что даже и не при свечах
Он отражался в их очах.
Смиренно девы попросили,
Чтобы, дремоту пересиля,
Он подкрепился перед сном
Сначала тутовым вином,[91]
Затем пленительным, прохладным,
