Вот как Нахо повернул дело, которое было уже решено в Нальчике: Астемир и Казгирей говорили об этом и получили поддержку от Инала и в наробразе.
Конечно, не только Чача усматривала в проекте интерната для девочек новые козни Советской власти. И опять раздались голоса:
— Совсем забыли закон пророка! Совсем забыли аллаха! Уже хотят и старух и девочек одевать по-русски, кормить свининой и вывозить в Москву. Было время, татары увозили в Крым, а теперь большевики в Москву, да не потерпит аллах такого позора!
По первому сообщению Нахо пожелали высказаться Муса и Давлет. Муса не соглашался с тем, чтобы колхоз взял Жираслана на поруки, лучше, чтобы за него поручились муллы.
— Пусть лучше колхоз берет Жираслана, — возражали другие, — и вот почему: Советская власть уважает колхозы.
Попросил слова Астемир. Как всегда, при виде Астемира внимание людей удвоилось. Широкоплечий Астемир спокойно прошел вперед, заговорил неторопливо, обдумывая каждое слово. Астемир замыслил тонкий ход, действовал не так прямолинейно, как Нахо, и замысел его был важный и серьезный.
— Не колхозное это дело — брать Жираслана на поруки, — начал Астемир. — Такую обязанность может взять на себя только весь аул. А колхоз еще не аул. В нашем колхозе пока что хозяйств немного, едва ли наберется больше полсотни. Так я говорю, Нахо?
— Сорок семь, — отвечал Нахо.
— Вот я и говорю, это не весь аул: в Шхальмивоко свыше восьмисот дворов. И вот смотрите: это только небольшой здоровый зародыш в зеленом орехе. — Астемир показал орешек, которым только что играл. — Орех должен созреть, с него сойдет зеленая скорлупа, и орех будет готов. Но пока этого не произошло, и колхоз не может действовать и поручаться за весь аул. Вот почему нам нужно поскорее собраться в одно целое. Чемединодушней будет народ, тем труднее будет любому врагу разгрызть этот орешек. Разве не правильно я говорю?
Образная речь Астемира понравилась, слышались одобрительные возгласы. Только Муса проворчал:
— Орешек-то орешек, а кому придется его разгрызать?
Астемир продолжал:
— Вот с этого мы и начнем. Дерево тянется к свету, человек к добру. Скоро каждый поймет, какое добро несет ему колхоз, народное единение. А сейчас пусть выскажутся на равных правах и колхозники и неколхозники. Мы, большевики, служим народу и хотим слышать голос народа...
Тут Муса не вытерпел и заговорил громко:
— При старом правителе Кабарды полковнике Клишбиеве народ это был я, ты, Астемир, все мы были народ. Все были готовый орешек и цельное молоко. А теперь, при Инале и том же Астемире, цельного молока нет, молоко разделилось: в одну сторону жир, в другую сторону сыворотка, в одну сторону сливки, в другую сторону обрат, что выливают собакам. Вот тебе и народ! Вот уже который день я слышу, люди рассуждают: кто кулак, а кто не кулак? Говорят: кулак тот, у кого верховые лошади. А у меня разве верховые? Разве я не отдал лучших лошадей колхозу? Почему в прежние времена мулла Саид был высокочтимым и уважаемым человеком, а теперь его хотят выбросить собакам вместе с сывороткой? Кто не знает старого партизана-балкарца Казмая? Почему хотят выбросить Казмая? Разве знают почему? Почему у Адама отнимают мельницу, а у меня последних лошадей? Может быть, ты все это объяснишь, Астемир?
