В.А. не была ни той, ни другою, ни третьей — она была человеком с совестью, верной женой и преданной матерью двоих своих деток, сына и дочки. Условий для постоянного внутреннего конфликта более чем достаточно…
Вспоминая наш целомудренный врачебный роман, прихожу к подтверждению постоянного наблюдения.
Неуспех или успех, степень того и другого — в любых отношениях и делах, в лечении в том числе — некое устройство внутри нас (имя ему — душа), предугадывает мгновенно, заранее, с полной ясностью. То самое шопенгауэровское первое впечатление, то небоземное толстовское ясночувствие… Ничего для этого не надлежит делать, никак не напрягаться, наоборот вовсе.
Быть внутренне открытым — свободным, незаглушенным, — и, не размазываясь в рассуждениях, столь же мгновенно вверяться знаку, величаемому обычно "внутренним голосом", хотя чаще это вовсе не голос, не звуко-речь, а некое чувствознание или мыследействие…
На просыпании из глубокого сна, в неуловимый миг срабатывания пружины сознания происходит иногда пронзительное озарение — вдруг вся жизнь твоя и всеобщая делается целостно-обозримой, прозрачно-объемной — все связи ясны, все пути видны, все возможности обозначены, все события предсказуемы — ибо там, в измерении высшей целостности, уже свершились сразу во всех возможностях, так что у тебя остается свобода выбора…
С Верой Александровной у нас именно такое, трудно-описуемое взаимное озарение и случилось — словно знакомы были за тысячу жизней — мгновенно узнав друг друга, смагнитились.
(Именно с ней чаще всех и ясней мне ощущенчески вспоминались те мои первые, дурацкие, но в иномерное пространство чуть-чуть залетавшие школьные опыты парагипнотелепатического внушения…)
Говорили мало, хотя оба большие любители поболтать, а делали дело: попеременно друг у дружки лечились. Сперва вытащил ее я. Вытащил — не совсем то слово. Скорей, вышиб — из болезни в здоровье, из тьмы на свет. На одиннадцать лет. До следующего обострения, когда пришлось вылечить еще раз…
Действовал не по знанию, не по опыту, которого еще почти не было, а исключительно по наитию.
Первую же беседу завершил сеансом гипноза.
Сразу после сеанса — громадное улучшение!
Снежневские зубробизоны еще не успели, по счастью, назначить слоноубойные психотропные, и у заведующей отделением, доктора Анны Павловны Кондратюк, реликтовой представительницы русской интеллигентной психиатрической школы (рассказ впереди отдельный), хватило решительности доверить мне лечение Веры Александровны полностью.
