Цирюльник принялся за третьего. Он до крови порезал ему голову и приложил вату, чтобы остановить струящуюся кровь. Порезал еще в одном месте и снова приложил вату. Примерно в десяти местах изрезал он ему голову и всюду прикладывал вату. Когда цирюльник обрил половину головы, тот человек не позволил ему трогать другую половину и сказал:
— На одной половине моей головы ты посеял хлопок, оставь мне другую под дыни.
Мы смеялись и насильно заставили бриться всех, кто отказывался.
Он принялся брить четвертого. Когда тот дошел до крайнего изнеможения, я спросил его:
— Сколько вас, братьев?
— Шестеро нас, если этот человек отпустит меня живым, а если нет, останется пятеро.
Пятого он изрезал во многих местах и всюду прикладывал вату. Тот дал ему два гроша. Цирюльник оказался человеком остроумным и сказал ему так:
— Одной только ваты я истратил на твою голову на пять бисти. а ты даешь мне два гроша.
Мы смеялись, рассказывали друг другу пережитые приключения.
Цирюльник принялся брить меня; мне тоже пришлось нелегко, по я не показал виду. Когда он кончил, я дал ему сколько следовало и поблагодарил:
— Пусть души твоих родителей упокоятся так, как я был спокоен во время бритья.
Товарищи стали меня упрекать:
— Сухая ослиная шкура заревела бы от боли, а ты еще благодаришь,
Я ответил им так:
— Если бы я отказался бриться, вы бы все равно меня заставили. Этот человек сохранит ко мне признательность, а я ведь проклял его родителей.
Они спросили меня:
— Как так? Я ответил:
— Если души его родителей упокоятся так же, как я был спокоен во время бритья, какие же страшные муки предстоят им в аду?
Мы выпили вина, попировали всласть, и я отправился дальше.
Пришел я в один итальянский город. Увидел меня некий живописец и позвал к себе. Он был старшим среди всех живописцев. Пробыл я у него месяц. Приглашали нас всюду вместе.
Раз позвал нас один живописец. Он нарисовал на косяке окна чернильницу и в ней очинённое перо. Всякому могло показаться, что там и в самом деле стоит открытая чернильница.
Был там еще один очень хороший, гордый своим мастерством живописец. Хозяин сказал ему;
— Потрудись, брат, подай чернильницу, а другой раз и я тебе услужу.
Живописец встал, — он думал, что перед ним настоящая чернильница. — протянул руку, коснулся стены и очень смутился. Мы засмеялись.
В другой раз нас позвал к себе этот самый живописец. Тот, у которого мы были в прошлый раз, позабыл о происшествии с чернильницей. А нынешний наш хозяин нарисовал на стене раскрытую настежь дверь. Могло показаться, будто эта дверь ведет в другую комнату.
