Царь сказал: — Бог благоволит к этому кузнецу, много у него всякого добра, сосватаю я его дочь за моего сына.
Царь сосватал девушку, справили свадьбу. Кузнец подумал: «Что я могу дать ей в приданое ценнее и лучше этого камня?»
Он положил камень в золотой ларец, запечатал и отдал ей. И никакого другого приданого не дал.
Балкон царского дворца возвышался над морем. Царь сидел на балконе. Он сказал:
— Покажите мне приданое моей невестки, хочу посмотреть, что она принесла с собою.
Подали ему ларец и сказали:
— Ничего, кроме этого, она не принесла.
Царь открыл ларец, в нем лежал обыкновенный булыжник; царь оскорбился и сказал:
— Я сватал дочь крестьянина, чтобы он, обладая многим, дал ей богатое приданое.
И кинул камень в море.
Пришел к нему кузнец и все рассказал. Стали искать камень, по где же его найти?
Как страстно желал его царь, как легко приобрел и как легко и безрассудно лишился!
— Если ты ищешь мудрости, не утомляй свой язык беседой с ним. Если хочешь учиться вот Седрак, везир твоего отца, нет равного ему в мире. Если хочешь усвоить царские обычаи и нравы — вот царь царей, отец твой, подобный ему еще не рождался на свет. Если хочешь слушать рассказы о приключениях, то никто больше меня не видел радостей, горя и чудес в чужих странах. Зачем ты беседуешь с таким глупым, невежественным, мерзким, потерявшим человеческий образ человеком? Что правится тебе в нем? Как бы ты ни беседовал с ним, любя или ненавидя, все равно оставь его в покое.
Царь сказал Леону:
— Ты прав! Давно уже хотелось мне расспросить тебя о твоей жизни. Откуда ты родом, чей ты сын? Как прибыл сюда? Что видел в пути? Расскажи мне обо всем.
Леон рассказал ему:
Я раньше докладывал уже вашему величеству, что не знаю, ни где родился, ни кто мои родители.
Направляясь сюда, я прибыл в одну деревню. Пятеро товарищей сидели и перекидывались шутками. Позвали и меня, усадили вместе с собою.
Им вздумалось обрить себе головы. В той деревне был плохой цирюльник, но он выдал себя за хорошего мастера и пришел к нам.
Он начал брить голову одному из этих люден, причиняя ему изрядные страдания.
Против того места, где мы сидели, заревел верблюд. Человек, которому брили голову, сказал:
— Видно, ему тоже бреют голову, вот он и ревет так горестно.
Мы засмеялись и заставили еще одного бриться. Измученный до крайности неловким цирюльником, он вынул пять бисти, дал ему и сказал:
— Знаю, живым мне от тебя не уйти. Не хочу, чтобы плата за твой труд осталась за мною и чтобы этот долг тяготел надо мною на том свете.
