– В этом что-то есть, – подумав, ответила Аманда.
– И еще… – добавил док. – Стержень питает энергией все вертолеты, на которых улетели Джейк и остальные. Более того, сами эти вертолеты, кроме одного, первого, сотворены энергией Стержня. И вертолеты, и оружие, и одежда – да все! Уничтожим Стержень – и непобедимая армада Джейка Митчелла просто перестанет существовать!
Аманда Линн вскочила с земли и расцеловала старика. Она даже не заметила, как холодна его кожа.
– Молодчина, док! Голова! Да ради того, чтобы расквитаться с Джейком, я готова землю носом рыть!
Она погрозила исполинскому Стержню сжатым кулаком.
– Возвращаемся во дворец, ребята! – приказала она понурым гномам. – Эй, вы, нечего киснуть! Мы еще покажем им всем!
– Нам бы только на волю выбраться, а там уж вы сами меж собой разбирайтесь, – мрачно проговорил Воло, лишний раз подтвердив этими словами старую истину, что гном может думать только о гноме и ни о ком другом.
– Выберемся, обязательно выберемся, – сказала Аманда и, желая перевести разговор на другую тему, спросила: – Салла, на сколько хватит нам воды и еды?
– Вода есть. Ее много. А еды мало. Однако, учитывая, что у нас всего девять ртов…
– У вас восемь ртов, – отведя глаза, поправил кухарку Фонтанелли.
– Да-да,- зарделась Салла. – Ну вот, восьми ртам на месяц должно хватить, особенно если экономить-
– Значит, предельный срок – полтора месяца, – тотчас сориентировалась воительница. – Понял, док? За полтора месяца мы должны что-нибудь придумать.
– Раз надо, придумаем, – вздохнул профессор.
Пленники Зачарованного Города, не прощаясь с таким близким и таким далеким лесом, а всего лишь говоря ему «до свидания», отправились обратно во дворец Великой Души, где отныне суждено им было жить. И несокрушимая громада Стержня по-прежнему нависала над дерзкими.
«Прелюдия кровавого похода»
Мертвящая тишина зависла в небольшом мрачном чертоге. Отпевание завершилось; жрецы в просторных черных хитонах удалились, два безмолвных стражника, точно статуи, неподвижно застыли у входа в камеру. Низкий потолок, украшенный странными нечеловеческими фресками, зловеще нависал над собравшимися. Голые каменные стены, черные, как сам первородный Мрак, сдавливали дыхание, и оттого сумрачный чертог казался еще меньше, чем он был на самом деле. Магические огни, плавающие в замкнутом пространстве, бросали неровные багровые отсветы на скорбные лица людей.
Но лишь один человек скорбел искренне. Король Стигии Ктесфон на коленях стоял у прекрасного нефритового саркофага, занимавшего центр мрачной камеры. Королевская дочь Рамина лежала в нем. Искусство мумифицирования, достигшее в древней Стигии необычайных высот, вернуло двадцатичетырехлетней наследной принцессе ту строгую и гордую красоту, которой славилась она. Ктесфон вглядывался в прекрасное лицо мертвой принцессы, но перед глазами его неумолимо вставала другая картина: его Рамина, любимая дочь, корчится в ужасной агонии на окровавленном ложе; глаза выколоты, язык вырван, уши отрезаны, груди сожжены, и все ее молодое, еще совсем недавно полное жизни тело изувечено так, как будто это не королевский дворец Луксура, а подземные пыточные застенки Великой Пирамиды Кеми… Рамина в муках умерла у него на руках, и у отца даже не хватило духу единственным взмахом стилета облегчить ее страдания.
