Я подумал, что у Чосера тоже есть история о чудесном перстне, но не хотел портить Баркли его рассказ.
- А перстень? - вместо этого спросил я.
- Как всякий волшебный предмет, его не нашли. Может быть, он теперь в каком-нибудь тайнике, там же в мечети, или на пальце у человека, живущего в краях, где нет птиц.
- Или их там столько, - вставил я, - что не поймешь, где чей голос. Ваша история, Баркли, похожа на притчу.
Тут и заговорил Дэниэл Торп. Казалось, он ни к кому не обращается, на нас он не смотрел. Было в его английском что-то особенное, я приписал это долгому пребыванию на Востоке.
- Это не притча, - сказал он, - а если притча, то она говорит правду. Есть бесценные вещи, которые невозможно продать.
Слова, которые я пытаюсь сейчас воскресить, подействовали на меня куда меньше, чем убежденность произнесшего их Торпа. Казалось, он хотел сказать еще очень много, но оборвал себя, пожалев о начатом. Баркли откланялся. Мы вернулись в гостиницу вдвоем. Час был поздний, но Дэниэл Торп предложил зайти к нему договорить. После нескольких избитых фраз он произнес:
- Я предлагаю Соломонов перстень вам. Конечно, это метафора, но то, что она подразумевает, - не меньшее чудо, чем царский перстень. Я предлагаю вам память Шекспира, всю - от первых детских лет до начала апреля 1616 года.
Я ничего не ответил. Представьте, что вам предлагают море.
Торп продолжал:
- Я не обманщик, не сумасшедший. Прошу, выслушайте меня, прежде чем принять решение. Майор рассказал бы вам, что по роду занятий я - военный врач, верней, был врачом. Сама история уместится в несколько слов. Все началось на Востоке, в лазарете, поутру. Когда - не важно. Рядовой Адам Клэй, в котором сидели две пули, перед смертью чуть слышным голосом предложил мне эту бесценную память. Агония и горячка убедят любого; я, хоть и без особой уверенности, принял предложение. Если сравнивать с войной, уже ничему не удивляешься. Клэй едва успел объяснить условия дара: даритель должен его вслух предложить, получатель - тоже вслух - принять. Первый навсегда теряет отданное.
Имя солдата и патетическая сцена передачи показались мне, в дурном смысле слова, литературой.
С некоторым страхом я спросил:
- Так что, вы владеете сейчас памятью Шекспира?
Торп ответил:
- Я владею двойной памятью. Одна - моя собственная, другая - Шекспира, которого я отчасти в себе несу. Но лучше сказать, эта двойная память владеет мной. Есть такая область, где они совпадают. Есть одно женское лицо, о котором я не знаю, к какому веку его отнести.
