Глава IX
ШЛЮПКА, НАКРЫТАЯ БРЕЗЕНТОМ
Спал я, наверно, часа три, не больше. Меня растолкал незнакомый матрос.
— Через два часа отходим. Ребята говорят, — у тебя вещи на берегу.
Спросонья я ничего не мог понять. Как так отходим, когда ночью об этом и разговору не было? Но по коридору гулко топали люди, на палубе пронзительно скрежетала лебедка, и, приподнявшись на своей койке, я увидел, что моего соседа и след простыл.
Спал я не раздеваясь, только снял сапоги. Через минуту я уже был на палубе.
Утро едва начиналось. Высокое розовое небо стояло над заливом, и всюду — на деревянных причалах, на палубах, на сетях лежал ровный белый снег. Судя по тому, как суетились на судах люди, принимавшие какие-то грузы, и как орали чайки, — в самом деле мы собирались отходить.
За десять минут я успел сбегать на берег в управление флота и вернуться на судно с моим чемоданчиком. Долговязый матрос встретил меня как старого знакомого. Он подмигнул мне и сказал:
— Сопляков набирают в команду, сопляки в рубке стоят. Потеха!
Он намекал на меня и на кого-то ещё, но я не понял его намека.
Я мог опять завалиться на койку: я был назначен не в третью, а во вторую вахту, и наша вахта начинала свою работу с шестнадцати; но мыслимое ли это дело — проспать свой первый выход в море! Конечно, я не пошел в каюту. В капитанской рубке взад и вперед расхаживал с рассеянным видом какой-то человек, сквозь стекла было видно только его насупленное лицо да фуражка с «капустой». Что делалось на палубе, его, повидимому, ничуть не занимало, но, когда я нечаянно попался под ноги матросам, тащившим какую-то кладь, он вдруг опустил стеклянное окошко и гаркнул на меня так, что я немедленно поспешил перебраться на дэк, на верхнюю палубу.
Но и тут всё время сновали люди. Мимо меня прошел Голубничий, скользнул глазами по моему лицу и не узнал. С ним рядом шагал молодой паренек с четырьмя золотыми нашивками на рукаве, на вид чуть ли не однолетка со мной, совсем мальчишка. Он слушал внимательно, что говорил ему на ходу Голубничий, как вдруг остановился и, перегнувшись через поручни, закричал вниз зазевавшемуся у лебедки матросу:
— Трави, трави, — не видишь, что ли!
Я ничего не увидел и не понял, что значит «трави», но матрос, повидимому, понял, потому что многопудовый ящик, болтавшийся на тросах у самого окна капитанской рубки, плавно пополз вниз.
