"Всё в людских отношеньях тревожно"
Покорен грустной участи своей с юношеских лет, как Иван Бунин, был искристый, огнемётный и лучезарный Игорь Северянин. Уже сам его псевдоним разделяет его любовь к северу: детство поэта прошло в Череповецком уезде Новгородской губернии, куда он был перевезён из столицы в свои девять лет.
Северный триолет
Что Эрик Ингрид подарил?
Себя, свою любовь и Север.
Что помечталось королеве,
Всё Эрик Ингрид подарил.
И часто в рубке, у перил
Над морем, чей-то голос девий
Я слышу: "он ей подарил
Себя, любовь свою и Север".
Эти стихи напишет признанный и обласканный Игорь Северянин в 1916 году, когда ему исполнится 29 лет. К этому времени увидят свет его "Ананасы в шампанском" и "Громокипящий кубок" — сборники, которые пользовались шумным успехом и составили ему славу салонного поэта, воспевающего «красивости» и «изыски» великосветской и богемной жизни. За два года "Громокипящий кубок" выдержал семь изданий. Казалось, что автор сам заботился о своей славе и настойчиво раздувал её публичными выступлениями.
Мороженое из сирени
— Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.
Сударышни, судари, надо ль? не дорого — можно без прений…
Поешь деликатного, площадь: придётся товар по душе!
Я сливочного не имею, фисташковое всё распродал…
Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?
Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,
На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!
Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-богу, похвалишь, дружок!
Люди недальновидные, никогда не ступающие дальше собственного «я», говорят о вещах сиюминутных, о том же, о чём когда-либо говорит всякий поэт, ведь не одними же возвышенными сферами занята его творческая натура. Но разговор этот по существу носит разный характер. В одном случае, он обыкновенно банален, если не обращается в откровенную пошлость. В последнем — "трагедия жизни претворяется в грёзофарс".
Пошлость и поэзия несовместимы, как несовместима вещь и идея вещи. Мир исполнен поэзией, как красотой: надо только уметь видеть её. Поэзия в каждом стебельке и машине, но она не стебель и не машина; она — живая душа предметов: надо только уметь слышать её. При чтении поэзией становится то, что невозможно опошлить. Конечно, если читатель настолько циничен, что впору бы ему притвориться лордом Генри Уотсоном, потягивающим одну за одной высокомерные сигары, то и поэзия ему, в общем-то, не нужна. Разве что только портрет Дориана Грея кисти ещё не убитого тем художника. Хороший же слух уловит музыку и там, где она почти не слышна.
