Слона попросили уйти, и тот ушел, как оплеванный.
Заговорить же кровь поручили недавнему председателю Умственных Игрищ – на том основании, что, по его собственному – ни с того, ни с сего сделанному – признанию, он мог заговорить кого угодно.
– Прямо здесь заговаривать? – осведомился недавний председатель.
– Прямо здесь, – строго сказал Сын Бернар.
Едва недавний председатель открыл рот, хлеставшая до этого во все стороны кровь бросилась в лицо Рединготу – и впиталась туда вся, до последней капли.
– Так на ее месте поступил бы каждый! – умозаключил Сын Бернар и попросил Марту записать это умозаключение, а сам громко крикнул:
– Редингот не умрет от потери крови!
Криком своим он потряс зал до основанья, а затем с балкона упало несовершеннолетнее одно дитя, никого, правда, не убив – только ранив чуть ли не всех сразу.
Куда там – от потери крови! С налившимся кровью лицом Редингот вскочил на обе ноги и оказался живее всех живых.
«Ликование в зале!» – стенографировала Марта, на щеках которой ослепительно блестели слезы. Двое ослепленных этими слезами стариков, держась за стену, короткой колонной покинули помещение.
А Редингот уже вернулся к прерванным занятиям.
– Кто тут лучше всех бросает жребий? – грозно спросил он.
– Лучше всех тут бросает жребий Семенов и Лебедев, – с готовностью откликнулись из зала.
В ответ на это из одиннадцатого ряда поднялся и гадко раскланялся юркий старикан, одетый во все черное, как монах в синих штанах. Данный старикан, точно его уже пригласили бросать жребий, свойской походочкой направился к сцене, раздавая направо и налево влажненькие «здрасьте», похожие на небольшие оплеушки.
Кроме него, вопреки ожиданию Марты, никто в направлении сцены не перемещался.
– Так это Семенов или это Лебедев? – не прекращая писать, осведомилась Марта у кого-то из первого ряда.
– Это Семенов и Лебедев, – с вызовом ответили ей.
Не услышав вызова, Марта так и записала, меж тем как старикан уже воцарился на сцене.
Сын Бернар, взглянув на старикана с недоверием, приготовился осуществлять контроль за жеребьевкой.
ГЛАВА 3
Побочная линия, грозящая стать основной
Теперь надо осторожно ввести в повествование какую-нибудь побочную линию: осторожно потому, что любая побочная линия так и норовит превратиться в основную. Стоит писателю на минутку забыться, как второстепенное действующее лицо уже вырвалось вперед – и давай распоряжаться на страницах художественного целого! Распихает там всех главных героев, на которых основная идейная нагрузка лежит, и начинает одеяло на себя тащить. Ты ему: отдай одеяло, стервец, – ан второстепенное действующее лицо только улыбается, как та противная девчонка с обертки конфеты «А ну-ка отними!» – и всё. Собачка около нее прямо истерзалась… нет чтобы вцепиться противной девчонке в ногу да откусить ее по колено, потом отбежать с этой ногой во рту метров на сто и сказать красивым человеческим голосом: «А теперь ну-ка ты отними, дрянь маленькая!» Но это я, конечно, размечтался…
