Есть, конечно, и просто при сем присутствующие – им-то и достаются, раньше других, санаторские путевки. Всякие там военные столоначальники – их тоже хватает – снабженцы, штабисты, кадровики и всякий прочий разводящий люд.
Правда, попадаются и настоящие бойцы, войной меченные. Эти сильно неразговорчивы, не больно приветливы, редко и нешироко улыбаются. И попивают сильно, внахлест, будто норовят забыться, что-то в себе вымыть, выскоблить, отстирать.
Мама таких людей всегда примечала, говорила, что санаторий к ним старается поласковей быть, и она в том числе. Ведь не сразу разберешь, кто откуда и с чем здесь оказался. Чаще всего под конец срока отдыха, да когда еще подопьет, вдруг усадит ее возле себя такой отдыхающий да расскажет такое, что лучше бы и не знать…
Разговор вполголоса, чтобы Бориска не расслышал, бабушка с мамой завели на кухоньке, отделенной от комнаты побольше лишь дощатой переборкой, где стояли кровати ребят да бабушкин диван. Сперва Боря подумал, что женщины, как часто случалось, перебирают что-то свое, только им интересное, но когда бабушка помянула майора, насторожился.
– …да он, поди, и моложе будет, твой майор-то, а? – хихикнула бабушка.
– Ой, да брось ты, – отвечала мама. – У нас вообще одни мужики, ты знаешь, и что теперь, каждого остерегаться надо?
– Да где уж! – Бабушка явно сердилась. – Разве старуху-мать следует слушать да почитать? А ведь ты сама уж немолода, гляди! Седина в голову, бес в ребро.
– О-о! – воскликнула мама. – Это не про нас, это про мужиков! Мы же все грехи свои в подоле несем, никуда не бросаем.
– Твой героизм мне известен! – бурчала бабушка. – Только, думаешь, одна будешь тащить свои грузы-то? А я и не в счет?
– В счет, мама, в счет, да только не убивайся, третьего случая не будет. Да и молод он, майор-то этот, вроде младшего братишки! Однако почему ж не позволено порадоваться-то? Да хоть бы и за ребят?
– Позволено – не позволено, – стучала бабушка мисками, – черт вас поймет, нынешних. Как хочу, так ворочу, никакого вам укороту.
Мама хихикала в ответ, утишала голос, чего-то они там вдвоем шуршали, шептались, потом смеялись, а у Бориса холодная льдина опускалась в низ живота.
Всё уже понимал. А про мужчин и женщин всё давно показали им по телику, в кино, да и так, сами образовывались в разговорах на бревнышках. А теперь вот вдруг он узнает что-то про мать!
Она, конечно, женщина, но никогда он про нее не думал в том, гадском смысле. А тут сама про майора разговоры завела. Значит, что-то есть, к чему-то клонится дело… Не дай Бог!
