Слезы сами наползали на щеки.
За что же это? Какое право у них? Вот так, безжалостно, приехать на чужую – ну, пусть ничью! – землю и все тут раздавить, растоптать? Что это за право такое? Кому дано? Тем, у кого мотоциклы черные, красивые, убийственно дорогие? У кого власть? Сила? Деньги?
Ну, а если у него ничего такого нет и никогда не будет, значит – что? Силы нет? Права нет?
Глебка не понимал, что с ним творится. Никогда с ним такого не происходило. Он медленно, спотыкаясь, обошел не свое поле на берегу речки по имени Сластёна, отер свои совсем детские слезы – эх, паренек! – выдохнул глубоко застрявшую в груди недетскую тяжесть.
Разноголосый мотоциклетный треск снова возник вдали, быстро приближаясь, – и вот чудище опять появилось в поле на том берегу. Глебка, не чуя сам себя, схватил с земли увесистый булыжник. Наверное, машины снизу, из-под земли его вывернули своими бешеными колесами.
Неполных шестнадцати лет от роду, один, с дурацким камнем в руке против рычащей мотоциклетной своры… Безумие это было. Чистой воды!
И встал-то он неудобно, почти на берегу.
Мощные звери, заляпанные грязью, выскакивали из воды и запросто могли его сбить. Но мотоциклисты были умелые мастера, прямо перед Глебкой, ни слова ни говоря, выворачивали и, сделав несколько метров, останавливались, выключали двигатели. У них появился неожиданный повод передохнуть.
Сказать честно, пыл сошел, и Глебка был готов бросить этот дурацкий, неизвестно как попавший в руку камень, но теперь это выглядело бы смешно. Когда последний двигатель стих, он крикнул изо всех сил:
– Здесь нельзя!
Он крикнул это в сторону каски, которая показалась ему странно знакомой. Лицо водителя закрывали мотоциклетные очки, а нос и рот закрывал косой угол черной косынки.
Тот, кому он кричал, поднял очки и сдернул свой намордник: это была она. Та, с автовокзала. Спросила громко, но вежливо:
– А ты что – поля сторожишь? Колхозник? Удивительно, но Глебка нашелся что ответить:
– Это! Собственность! – и прибавил от фонаря: – Частная! Ответ в духе времени.
Светлые брови девицы поднялись домиком. И она спросила Глебку:
– Фермер, сын фермера? – Улыбалась без всякой иронии. Он кивнул. И тогда она спросила еще:
– Это ты нес масло «Баллистол»?
Глебка кивнул. Девица громко крикнула Глебке и, выходило, всем остальным:
– Приносим извинения! Территория охраняется!
И никакого внимания на булыжник, будто это и должно быть так: парень имеет право встретить мотоциклетную орду с камнем в руке.
