– Нет, Костик, это я так. Это я по бабьему обычаю. – Она вздохнула, голос ее окреп, но на мокрых ресницах по-прежнему вздрагивали слезинки. – Баба не баба будет, если не поплачет. Ты не бойся, когда бабы в таких случаях плачут. Из одних глаз слезы, да на разном хмелю настояны.
Он не понял. Люба притянула его голову к себе на грудь и тихо, с какой-то затаенной болью, сказала:
– Вот и породнились мы.
Он услышал, как под шелковой прохладной кофточкой сильно и беспокойно стучит ее сердце, и почему-то тревога охватила Костю, какое-то смутное предчувствие беды.
– Ты не осуждай меня, ладно? – просительно прошептала она.
– Нет, нет, что вы! – горячо заверил он. Костя не понимал, почему он должен осуждать Любу.
Она вздохнула, будто от чего-то отрешаясь, легонько оттолкнула его, быстро поднялась и потянула из-под Кости плащ.
– Пора идти. Ночь уж совсем.
На горизонте стояло слабое солнце, лощины ушли в сиреневую дымку, сопки уснули.
Ему не хотелось расставаться. Люба поняла и тихо сказала:
– Потом придешь... Я варенья наварю.
Он согласно кивнул. Люба поправила волосы – и снова, как белые рыбины, всплеснулись ее руки – стряхнула плащ и решительно приказала:
– Ты иди этой дорогой, а я другой пойду. Не надо, чтоб нас видели вместе.
Она быстро спустилась к заливу.
Костя растерянно потоптался на месте, посмотрел ей вслед и, покорно выполняя ее приказ, пошел в обход сопки. С чувством недоумения ощущал он звонкую невесомость тела, подмывающую легкость шага и хмельное кружение головы. Все в нем ликовало, он готов был кричать на весь свет, что он – не инвалид, что он как все...
Чтобы побыстрее обогнуть сопку, чтобы еще раз встретить Любу возле барака, Костя, опаленный нахлынувшей благодарной нежностью, побежал, будто полетел.
Когда он обогнул сопку и выбежал на дорогу, увидел, что Люба уже входит в коридор барака, и только оттого, что увидел ее, у него радостно зашлось сердце.
Возле барака никого не было.
Он прошмыгнул мимо окон, заскочил в коридор, быстро, на цыпочках, прошел по скрипучим половицам и потянул ручку ее двери. Дверь была заперта. Он легонько постучал! Люба не ответила. Замирая от мысли, что его услышат водолазы, Костя опять постучал и позвал шепотом в щел:
– Люба, это я!
Она тихонько приоткрыла дверь, торопливо и приглушенно зашептала:
– Уходи, уходи быстрей! Не стой тут! Потом... завтра... – и вдруг прыснула по-девчоночьи в ладошку. – Ишь какой! Много – вредно. Иди, иди!
Костя схватил ее за руку.
