Лиза поежилась.
Кибальчич взял ее под руку, и они пошли по сонным улицам, мимо дремавших у ворот дворников… Прощаясь, они крепко обнялись.
– Если захотите меня видеть, приходите в Летний сад, я буду вас ждать каждую субботу. Или напишите: Косой переулок, семь, квартира девять.
– Не знаю, что станет завтра, но я буду стремиться к вам всегда, – в раздумье сказал Кибальчич. – Спасибо вам за все, милая Лиза. Спасибо!
– Что бы ни случилось, Николай, – сжимая его руку, взволнованно воскликнула Лиза, – вы должны знать, что я вас очень люблю. Очень! И готова разделить с вами любую участь…
В середине лета вернувшийся с Волги Желябов созвал экстренное совещание Исполнительного комитета. На тайной квартире у Вознесенского моста, где жила Вера Фигнер, инсценировали вечеринку по случаю именин хозяйки. Однако не было ни песен, ни музыки. «Гости» сидели встревоженные, озабоченные.
Желябов, исхудавший, обветренный, заросший густой бородой, расстегнув воротник вышитой косоворотки, энергично встряхивал выгоревшей шевелюрой, говорил жестко, гневно рубя воздух ладонью:
– Вы, живущие в столице, не подозреваете, что происходит на просторах империи. Тучные нивы и сочные луга стали выжженной пустыней. Деревья в садах похожи на старые метлы. На выгонах, на дорогах, на улицах сел и деревень – тысячи зловонных трупов павшего скота. Мор и голод опустошают целые губернии.
Я видел толпы крестьян, бредущих по пыльным дорогам к Саратову, Самаре, Нижнему. Голодающие из Малороссии и ближних губерний уже наводняют Москву и скоро доберутся до Петербурга.
Бескормица, чума и сибирская язва уничтожают последний скот, а эпидемии брюшного тифа и дизентерии ежедневно уносят тысячи человеческих жизней.
Голод и болезни косят детей, а тиран в Царском Селе задает балы и веселится. Ему никакого дела нет до страданий и бедствий народа.
Да и какое дело до русского народа этому властолюбцу? Зачем ему Россия? Разве для того, чтоб грабить ее!
Желябов глубоко вздохнул и взмахом головы откинул назад волосы:
– Я не верю в добрых царей, и царей-миротворцев, в царей-благодетелей. Их не было, нет и не может быть! Если появится таковой, – с ним расправятся сами придворные. История знала подобные примеры. Человек, видящий на троне со скипетром, человек, властвующий над народом, не может быть его другом. Любой царь неизбежно враг и притеснитель народа. А царь-иноземец – вдвойне!
В России после Петра Великого почти не было ни одного русского царя! Ни одного! А в теперешнем едва ли течет хоть восьмая часть русской крови. Его прабабушка, Екатерина Вторая, была принцессой Ангал-Цербской. Дед, Павел Первый, был наполовину немец, а бабка – принцесса Винтенберг-Штутгартская. Отец его, Николай Первый, был на три четверти немцем, а мать – принцессой Прусской. Так может ли этот человек болеть сердцем за русский народ? Может ли он печься о благе народа, я спрашиваю вас?
