Жадов остановил лошадь у крайней избы, кинул Лариону вожжи и, спрыгнув с телеги, подошел к окну и трижды стукнул тихонько в наличник. Из сеней моментально вынырнул малый в фуфайке и в кепке и со словами «Все готово!» прыгнул на телегу вместе с Жадовым, взял у Лариона вожжи и стал править.
Ехали безо всякой дороги, по задам, проваливались в какие-то ямы, поднимались на буераки, телегу кренило во все стороны, она то гулко грохала, то жалобно скрипела, разрывая душу Лариону.
– Скоро, что ль? – не вытерпел он. – Того и гляди, ось поломаем.
– Цыц! – прохрипел Иван, поймал его за шею и больно сдавил позвонки. – Башку оторву…
Наконец остановились возле высокого, на сваях, амбара. Жадов и бочаговский парень спрыгнули с телеги.
– Чего сидишь? – засипел Жадов на Лариона. – Слезай! Держи лошадь!
Ларион спрыгнул, взял мерина за повод.
– Где ключ? – спросил малый.
– Вот, – Жадов сунул ему ключ.
Тот подошел к двери, а Жадов рылся в телеге, шуршал соломой.
– Где у тебя мешки-то? – спросил шепотом у Лариона.
– Да где? Подо мной были…
Жадов нащупал наконец мешки, потянул их с телеги, из них вывалилась коса и загремела, ударившись о ступицу колеса. Парень как ужаленный отскочил от двери, а Жадов заскрежетал зубами, зашипел:
– Дура мокрошлепая… Башку тебе этой косой отрезать…
– Да кинь ее в лопухи, – сказал тихо парень.
– Чего? Чтоб по ней нас накрыли… – просипел Жадов. – Сообразило! Засунь ее себе в штаны. Если я еще наткнусь на нее, руки отсеку, – и парню: – Ключ подходит?
– Отпер уже.
– Где фонарь?
– У меня, – просипел парень.
Они скрылись в амбаре, притворив за собой дверь, и через минуту сквозь кошачий лаз в нижнем углу амбарной двери слабо замерцал желтый свет. Ларион положил косу опять в задок, под солому и, одинокий в этой ночной тишине, вдруг почувствовал страх. Ну что, если застанут их? Куда бежать? В какую сторону? Не видать ни черта… Дороги нет; погонишь – на первой же ямине из телеги выбросит. Кольями убьют. И лошадь с телегой отберут…
И хмель-то весь как рукой сняло. Он держал мерина за оброть и чувствовал, как бьет его ознобом, словно в лихорадке. Ажно зубы стучат и живот подводит…
Наконец погас в амбарной щели свет, скрипнула дверь, и на пороге вырос Жадов с двумя пухлыми мешками. Кинув их в телегу, крикнул приглушенно:
– Накрой соломой!
А сам опять в амбар. Появились вместе с тем парнем, неся еще три мешка.
– Дверь отворить? – спросил парень.
– Запри… Чем позже хватятся, тем лучше. Садись, Сообразило! – сказал Жадов, укладывая в телегу и эти мешки, и, обернувшись, парню: – А ты выведи лошадь на дорогу.
