– Вася, ты чего смотришь, как кот на сметану? – крикнула с печи Нешка. – Возьми их на зубок. Об твои зубы-то кулак расшибешь.
Вася, довольный, осклабился, обнажая желтые лопатистые, как у мерина, зубы.
– На, пробуй! – сунул ему сапог Бандей.
Вася взял, повертел его в руках, как мосол, приноравливаясь – с какого бока укусить.
– Бери за нос. С каблука и не пробуй!
Вася разинул пасть и сунул в нее головашку.
– Мотри союзку не прокуси, крокодил! – крикнул Бандей. – Товар испортишь.
– Дак ее с торца не возьмешь, подошву-то – чисто срезана, как зализанная, – сказал Соса.
– А ты поперек ее бери!
Наконец Вася изловчился, сдавил каменную подошву своими лошадиными зубами и зашелся аж до посинения, пытаясь вырвать изо рта головашку.
– Дай-кать я за голенища потяну! – кинулся к нему Чухонин.
– Я те потяну!.. – замахнулся на того Бандей. – На голенище уговору не было.
Вася выбросил сапог на стол и сказал, отдуваясь:
– Нет, выскальзывает…
– То-то. Знайте, черти, Косоглядову работу, – торжествующе сказал Бандей Лысому, протягивая карту. – Значит, ва-банк, как договорились.
Лысый дал ему карту.
Тот быстро глянул и на ту, что лежала ранее, и на эту, бросил их и поморщился:
– А ну, еще.
И опять быстро заглянул, кинул и эту карту, как горячий блин, и только рукой махнул:
– Твои сапоги.
За столом суета и гул: кто сапоги разглядывал, кто деньги считал, а кто языком работал. Заговорили, загалдели все разом.
– Лысый, с такого банка литру мало поставить.
– А я и так литру ставлю.
– Дак нет же у меня водки-то больше, – сказала Нешка с печи. – Кончилась.
– У тебя нет – у Колчачихи найдется. Не то к Ваньке Вожаку сбегайте.
– Лучше до Козявки сбегать. У нее самогонка и огурцы соленые.
– Нешка, дай чашку под огурцы!
– А кто пойдет за самогонкой?
– Как кто? Младший. Вот, Маклак сбегает.
– Бандей, в чем домой пойдешь?
– Чуни мои наденет, – просипел Никифор.
– Дойду и босым. Чай, ноне не Крещенье.
Маклаку сунули железную тарелку под огурцы, денег дали на самогонку. Ореха взвесила ему два фунта «Раковой шейки». Набил он полные карманы конфетами и, радостный, вприпрыжку, помотал по селу к шинкарке Козявке.
– Стой, кто идет! – ринулся кто-то к нему из-за толстой придорожной ветлы.
Федька увернулся было, но споткнулся о колесник и растянулся в дорожной пыли. Тарелка с грохотом отлетела в сторону.
– Подвинься, я ляжу! – хохотнул над ним голос Чувала.
– Осел вислоносый, сыч лупоглазый! Чтоб тебе кистенем ребра пересчитали, – ругался Федька, отряхиваясь от пыли.
