Катрин открыла дверь и пригласила Дэвида войти:
– Прошу.
Жюльен тоже хотел войти, но Катрин, нахмурившись, остановила его.
– Мне кажется, ты просил кров только для оруженосца.
– Но, моя леди, не оставите же вы…
– Оставлю, – перебила мужа Катрин. – Чтобы духу вашего здесь больше не было.
– Но… – возразил Жюльен. – За что такая немилость?
– За то, что память – одна из важнейших функций мозга. – Катрин рассердилась не на шутку. Ее тонкие брови хмуро сползлись к носу, на лбу показались гневные морщинки. – Отправляйтесь куда хотите! – продолжила она. – Или куда хотите, туда и отправляйтесь! Мне все равно.
Дэвид, наблюдавший за этой воспитательной сценой из-за двери, едва сдерживал смех.
– А могу я заступиться за него? – спросил он. – Мне кажется, вина моего господина…
– Сэр оруженосец, соблаговолите удалиться в покои замка, иначе и вы попадете под гнев леди.
– Но… – Дэвид и Жюльен произнесли это одновременно.
И обоим Катрин не дала договорить.
– Это мое последнее слово. Скатертью дорога, сэр рыцарь.
– Но, леди, – не сдавался Дэвид, – могу ли я узнать причину столь решительного обращения?
– О! Я с радостью сообщу вам причину. Этот рыцарь настолько забывчив, что каждый раз оставляет ключи от замка в этом самом замке. Когда он возвращается, то наша няня еще гуляет с наследниками этой славной земли, а я прихожу и того позже. Сэр рыцарь чуть ли не через день остается под дверью. И, представьте себе, это на него не действует. Из-за собственной рассеянности он несчетное количество раз попадал под ливень, причем в самую неблагоприятную погоду. Промерзал, простуживался и однажды даже схватил воспаление легких. Так что эта мера – для его же пользы.
Жюльен все это время изображал полное смирение и, подобно нашкодившему мальчишке, съежился и уставился в землю. Дэвид посмотрел на него с укором и, скрестив руки на груди, спросил:
– И что же вы скажете в свое оправдание?
Жюльен виновато пожал плечами.
– Молчите, значит? – Дэвид сам не заметил, когда произошла смена ролей, но это почувствовали все. – Вы заслуживаете самого строгого наказания.
Жюльен шмыгнул носом и закивал.
– Я думаю, стоит посадить его на хлеб и воду, – обратился к Катрин Дэвид. – А вы как на это смотрите?
– Полностью с вами согласна, – кивнула та. – И еще бы не плохо принять воспитательные меры. Проходи.
– Я дома! – возопил Жюльен и швырнул папку с бумагами на диван. – Я дома! – Стулья стояли как раз посреди комнаты. Жюльен налетел на один из них и закричал: – Дом, милый дом! Даже стулья – родные! – И, проигнорировав диван, растянулся на «шкуре».
