― Два сахара? Вот настоящие сливки. Краснеть ты скоро перестанешь. Колени хорошие, пальцы на ногах ― тоже.
― Простите. Я и не думал, что краснею. А статуя будет такого же роста, как и я? Эй! Знаете, хороший у вас кофе.
― В натуральную величину, да. Повернись еще. Подними свободную руку и потянись. У тебя получится вовремя на сеансы приходить?
― Конечно. Почему нет? Я в самом деле не думал, что буду робеть. Голышом здорово. У меня дедушка с бабушкой, мамины мама и папа, ― кропоткинцы, и я сам своим штанам начальник. Предки у меня ― широких взглядов, терпимее некуда, нигде никакой колючей проволоки, добрые датские либералы ― даже чересчур суетливые. Понятно, да?
Лукавая понимающая улыбка Гуннара.
― Сажай свою чашку, вот сюда, и встань на цыпочки, руки над головой. Ноги подальше, и ту, и другую. Торвальдсена мы сделать не сможем, Эрика Джилла пока ― тоже. Я ― что называется неоклассицист, реалист, оттуда и вырос. А что значит ― начальник своим штанам?
― Лицензированный дьяволенок, если верить Маме. Либеральная программа действий для того, чем мальчишки все равно занимаются, как Папа говорит. А кто такой Король Матиуш?
― Еще один герой из книжки ― одного польского доктора. На самом деле, работа будет такая: мальчишка несет знамя Матиуша. В один ужасный момент. Я тебе все расскажу, пока работать будем. И книжку можешь прочесть.
Скосив глаза, Николай провел языком по пухлому подъему верхней губы. Пока мы работать будем.
― А у вас дети есть? Они наверное маленькие еще, чтобы позировать.
― Нет, и жены тоже нет, есть только Саманта, с которой ты познакомишься. Руки вытяни. Изогнись вправо. Придется, знаешь ли. Нормально, ты Ариэль.
2
Николай сидел на кучке своей одежды, наваленной на стуле. Перерыв на кофе.
― А почему Ариэль голый?
― Он был духом воздуха. Вроде ангела.
Николай задумался, хлюпая кофе и подравнивая букетик крайней плоти.
― На ангелах много одежды. Библейской такой. Стин и Стоффер сегодня четкие, видели? Спорим, этот Ариэль, которого вы с меня копируете, только чистые мысли думал, и у него никогда не вставало, правильно? Такие Стин и Стоффер были, где Стин видит, как мартышки в зоопарке дрочат, и говорит: Вот тошнотина! и маме с папой вдруг хочется показать ему попугайчиков и туканов. Родители.
― Вот это лицо, сказал Гуннар, пробегая пальцами по своему слепку с бурделевского этюда Геракла. Моделью ему послужил Дуайен-Париго, солдафон. Поклонник физподоготовки. Бывало, приезжал к Бурделю на коне, с полной солдатской выкладкой.
