К утру вся бригада была на правом берегу Зуши. Сделано, казалось, невозможное: из окружения выведены люди, техника, сохранена боеспособность частей и подразделений. Постепенно стало спадать страшное напряжение восьмидневных боев. Присев на камень, Катуков закурил и, глядя на горящий Мценск, сказал Бойко:
— И все же нам повезло. Здорово выручил нас этот чертов мост. Вечная ему память!
Через несколько минут раздался взрыв, и пролеты железнодорожного моста рухнули в реку. Саперы сделали свое дело.
Немало переправ было за войну у Катукова, но об этой он писал:
«Тем, кому удалось остаться в живых, переправа через железнодорожный мост, наверно, запомнилась навсегда. Недаром танкисты прозвали этот мост чертовым».[47]
11 октября 1941 года бригада заняла оборону во втором эшелоне 50–й армии. Теперь можно было отдохнуть, привести в порядок материальную часть, подвести итоги многодневных боев, посчитать потери. Они были, и немалые: убито 27 человек, ранено 60. На поле боя остались 23 автомашины, 4 рации, 19 мотоциклов, 3 противотанковых орудия, 6 минометов. Из 28 подбитых танков 9 сгорели, остальные удалось увести на СПАМ (cборный пункт аварийных машин).[48]
Гудериан потерял, однако, еще больше: 133 танка, 2 бронемашины, 2 танкетки, 4 полевых, 4 зенитных, 6 дальнобойных и 35 противотанковых орудий, 8 самолетов, 12 автомашин, 2 цистерны, 15 тягачей с боеприпасами, 6 минометов, до полка пехоты.[49]
Задача, поставленная перед 4–й танковой бригадой, была выполнена. Она обеспечила сосредоточение не только войск 1–го гвардейского стрелкового корпуса, но и всей 26–й армии.
Враг почувствовал на себе силу ударов советских танковых и мотострелковых соединений, нес ощутимые потери от налетов авиации, артиллерии, особенно гвардейских минометов.
Об этом говорят и признания Гудериана, которые приводились ранее. В северном направлении генерал не мог пробиться дальше Мценска, его войска были повернуты на восток, к Туле. Настроение у него было скверное. Это было видно по письму, которое он позже направил жене в Берлин: «Наши войска испытывают мучения, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях. Поэтому настроение у меня очень грустное. Наилучшие пожелания терпят крах из—за стихии. Единственная в своем роде возможность нанести противнику мощный удар улетучивается все быстрее и быстрее, и я не уверен, что она может когда—либо возвратиться. Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем. Необходимо надеяться и не терять мужества, однако это тяжелое испытание…»
